Читать книгу - "Инспектор угрозыска - Дмитрий Николаевич Дашко"

– П-понимаю в-вас!

Дрожащими руками профессор взял лупу и навёл её на монету, долго всматривался в одну сторону, потом перевернул и осмотрел другую. Так же долго он разглядывал её ребро.

– Что скажете, Евгений Васильевич? – не выдержав, спросил я.

– Мне трудно говорить, уважаемый Георгий Олегович. Скажу больше – наверное, вам потребуется экспертиза и других специалистов, и я её обязательно организую, но… по всем признакам к вам попала не подделка. Монета совершенно не похожа ни на рубль Трубецкого, ни на рубль Шуберта. Думаю, это и есть тот самый настоящий константиновский рубль, – торжественно объявил профессор. – Могу вас только поздравить!

– Да особенно не за что! Просто повезло. Мы и сами не ожидали такого результата, – признался я.

– Вам известна история появления этого рубля? – спросил он.

– Так., постольку-поскольку, – пожал плечами я. – Краем уха слышал, но деталей не знаю.

– Тогда, если не возражаете, я вам её расскажу.

– Будем признательны за это, Евгений Васильевич. Лишних знаний не бывает. Иногда сам не знаешь, что может тебе пригодиться в будущем.

– Верное замечание, Георгий Олегович. Заранее простите меня за научную дидактичность и лекторский тон, которым я вам поведаю об этом чуде нумизматики! Надеюсь, вы настроены на то, чтобы услышать от меня короткую лекцию?

– Целиком в вашем распоряжении.

– Ну что ж… прекрасно! Общественность узнала о существования константиновского рубля почти полвека назад. В 1880-м в «Русской старине» была напечатана заметка Дмитрия Фомича Кобеко, бывшего управляющего общей канцелярией министерства финансов. Буквально за год до выхода статьи его, правда, сняли с должности из-за одного скандального любовного романа, ну да это не имеет никакого отношения к нашему делу… – Шалашов усмехнулся. – Так вот, благодаря этой заметке стало известно, что в 1825-м году, после смерти императора Александра Павловича, когда трон должен был перейти по правилу наследования цесаревичу Константину, тогдашний министр финансов Канкрин велел изготовить монету с его профилем. У министра были основания опасаться опалы со стороны нового императора, и таким образом Канкрин собирался загладить свою вину. К работе привлекли медальера Санкт-Петербургского монетного двора Рейхеля. Считается, что Рейхель отчеканил пять готовых экземпляров монеты и все отдал министру финансов. Все они в итоге остались в императорский семье… Однако! – сделал торжественную паузу Евгений Васильевич.

Чекист и я с мольбой посмотрели на профессора, который оказался прекрасным рассказчиком. Чувствовалось, что он безумно любит свою работу и вкладывает в неё душу. К тому же история – такая штука, к которой невозможно оставаться безучастным.

– Однако есть все основания предполагать, что монет было больше, и не все из них Рейхель вернул, – произнёс профессор.

– Почему вы так решили? – заинтересовался я.

– Рейхель был страстным нумизматом и владельцем огромной коллекции монет. Природа таких людей вам должна быть известна. Я сомневаюсь, что Рейхель сумел устоять от искушения. Скажу больше – сейчас я уверен, что было как минимум семь таких монет. Одну Рейхель оставил себе, а вторую… Вторую отдал своему помощнику Готлибу Фришу. Его потомка – Евгения Фриша я хорошо знал по нашему московскому кружку нумизматов. Он никогда не показывал мне этот рубль в своей коллекции, но два или три года назад квартиру Евгения обокрали, сам он от сердечных переживаний занемог и слёг в больницу. Незадолго до смерти Фриш признался, что у него был константиновский рубль, воры унесли его вместе с остальными монетами. Мне кажется, что найденный вами рубль из коллекции Евгения. Вы нашли тех воров?

– Боюсь, что нет. Но этот вор или воры, похоже, тесно связаны с другим делом, которым я сейчас занимаюсь, – задумчиво сказал я.

Глава 18

Перед тем как покинуть учёного, я попросил его написать небольшую докладную записку по ситуации вокруг Гохрана.

Евгений Васильевич удивился:

– Зачем?

– Передам её в руки Дзержинского. Пускай во всём разберётся. Негоже бездарно разбазаривать такие сокровища.

Профессор устало вздохнул.

– Да вы романтик, молодой человек… Думаете, мы не обращались к Феликсу Эдмундовичу? Писали и не раз. В прошлом году была большая проверка, её проводил товарищ Бокий…

Услышав знакомую фамилию, я поморщился как от зубной боли. Слишком много свежих и неприятных воспоминаний у меня было связано с этой непростой фигурой. И боюсь, они ещё долго будут преследовать меня по жизни.

– Расстреляли тридцать пять сотрудников Гохрана, – продолжил профессор. – А толку-то?

До сих пор порядок не навели. Драгоценности по-прежнему хранятся без всякой инвентаризации! Как был бардак, так и остался!

– Что, даже массовые расстрелы не помогли?

– Не помогли, – кивнул Шалашов. – Я ж говорю – гиблое место.

– И всё равно – нельзя опускать руки. К тому же я помню, что сказал ваш коллега Иванов насчёт того, как безжалостно и варварски поступают с произведениями искусства. Надо заострить на этом внимание.

– Ну заострите, – вид Шалашова не вызывал энтузиазма.

Кажется, он уже смирился с тем, что не может сломать эту стену.

– У вас имеются ещё какие-нибудь вопросы ко мне?

– Пока нет, Евгений Васильевич.

– Тогда желаю вам всего хорошего! Быть может, вы сделаете то, что не получилось у других. А что касается докладной записки… Я напишу её и отправлю к вам курьером. Договорились?

– Конечно, профессор, – кивнул я и самым тёплым образом распрощался с учёным.

Мне всегда импонировали люди подобного склада.

Драгоценную монету в сопровождении чекиста-охранника пришлось возвращать в пресловутый Гохран. Сдавая её, я мысленно пообещал себе, что приложу все силы, дабы разворошить это осиное гнездо. Если понадобится, проем плешь товарищу Дзержинскому и буду являться к нему в ночных кошмарах. Что-что, а упрямства, в хорошем смысле этого слова, у меня хватало.

Не люблю таскать при себе ценности, всегда возникает чувство, словно они жгут карман. Избавившись от монеты, я облегчённо вздохнул и начал прикидывать дальнейший план действий.

Направление Фирша показалось мне самым перспективным. Шалашов сказал, что кражу раскрыть не удалось, но в материалах уголовного дела могли остаться какие-то ниточки или зацепки, способные привести меня к вору, а от него уже к пропавшей Лавровой.

Чтобы разузнать больше подробностей, я отправился в МУР к Коле Панкратову.

К счастью, он не был на выезде, а находился у себя в кабинете, о чём мне любезно сообщил дежурный.

При виде меня Коля радушно улыбнулся:

– Здорово, сыщик! Каким ветром?

– Надеюсь, попутным, – вернул ему улыбку я. – Как твои успехи?

– Да помаленьку. Тружусь аки пчёлка. Кравцов всё ещё в бегах, ну да ничего – сыщем. Манкевич, как и обещал, дал подробные письменные показания. Со следаком насчёт него я договорился, думаю, отделается условным.