Читать книгу - "Зеркало воды - Софья Ролдугина"

В те дни в кинотеатрах перед началом фильма крутили новостную хронику.

Смотрели на Мичурина, выступающего с балкона парламента, его знаменитый жест – выставленный вверх большой палец: «Мы растем!» – всякий раз темный кинозал, утопающий в клубах табачного дыма, откликался шумом. Отпускные военные и их подруги выставляли пальцы, откликаясь на призыв экранного премьера, кричали, по проходу катились рассыпанные из кулька светящиеся горошины плямгама.

На экране инс-сквадроны Имперского Роя сменялись «тритонами» и «октопусами» Океанской Армады. По брусчатке чужих площадей, по оплетенным алыми плетями Х-плюща и залитыми термопеной «фабрикам смерти» ползли массивные «дриады» и «сатиры». Дымили, конвульсивно дергая опорами, заваленные набок дизельмехи. Энвер-Паша подписывал капитуляцию, горные егеря цепляли триколор к минарету Святой Софии. Небритые и исхудавшие солдаты Deutsches Heer и kaiserliche und königliche Armee пылили по дорогам Европы, конвоируемые верховыми казаками. Офицеры-разведчики демонстрировали «Аларих», недостроенный сухопутный дредноут, захваченный в одном из мюнхенских заводских цехов. Улыбался с экрана георгиевский кавалер, чернокожий авиатор Марсель Пля, участвовавший в атаке на германскую воздушную крепость – цеппелин «Барбаросса». Из кабины своего «триглава» махал рукой ас Нестеров, в небе над Берлином доведший личный боевой счет до двух сотен.

Петр Ромашов, глядя на эти кадры, мрачнел, думал про себя: не успел…

Он гордился, не мог не гордиться, новеньким зеленым мундиром, двумя серебристыми звездочками на погонах, изумрудным ромбом выпускника Лесного Училища. Но во внутреннем кармане лежало предписание, жгло огнем, а увольнительной оставались только сутки.

Думал: не успел к драке, не успел к войне, на которой должен был быть вместе с героями, что улыбались с экрана. Где-то там – отец, комендант городка Зальцбург, родины Моцарта, думая о котором всякий раз представляешь почему-то шоколадных зайцев. Где-то там солдаты империи пытаются совладать с последними очагами сопротивления.

А его направляют в глубокий тыл, в самое сердце страны, в один из бесчисленных лесохозов. Взращивать вдали от грохота передовой, в тенистой тишине Леса, оружие победы.

Они вышли из кинотеатра. Прогуливаясь, пошли вниз к Москве-реке, под часто переплетенными ветвями, пропускающими косые желтые лучи. Мимо зеркальных кубов теплиц и обросших моноформой старых зданий. Навстречу ползли дендробусы, жужжали пчелы, пахло пыльцой и древесным соком.

У лоточника в белом переднике Ромашов взял две хони-мелони. Невесомые нитяные шары ядовитооранжевого цвета, с освежающим дынным вкусом и тягучей медовой сладостью тающие на языке. Они очень нравились Вике, Ромашову казались приторными.

Надо, наконец, сказать, подумал он. Набраться храбрости и сказать. Но, черт побери, как? Я не очень- то хорош по этой части. Совсем нехорош. Это тебе не практика на дендроферме, месяц по колено в гумусе, не снимая респиратора. Это не качаться на головокружительной высоте, таща за трос товарища, в полном ядовитыми испарениями стволе фид-экстрактора. Это не взбесившего гидралиска усмирять. Это любовь. А в кармане – предписание.

– Определились с назначением, – сказал он.

Вика ухватила губами кусочек ярко-оранжевого шара, поверх него поглядела на Ромашова:

– И?

– Енисейский Эл-массив.

Сейчас она мысленно представит карту, а потом скажет «это далеко». А я спрошу «ты будешь мне писать?», а она скажет что-то вроде «Знаешь, Петя…»

Вика ничего не сказала. Щипая хони-мелони, шла рядом, аккуратно переступая каблучками по губчатому биопастовому спуску.

– Знаешь, там. – начал было Ромашов.

Что собственно там, подумал он. Там расстояния измеряются днями пути на скорпдроне, там до края горизонта раскинулось зеленое море Леса. Дальние кордоны, каждый день одни и те же лица, график подкормки, замеры годовых колец. Все заняты Большим важным делом, но – рутина, страшная скука, гарнизонное уныние.

– Интересно, там хорошая библиотека? – спросила она.

Ромашов посмотрел на нее, попытался прочитать смысл сказанного по ясным голубым глазам.

– Если нет, – продолжала Вика. – С моими запросами ты, Ромашов, знаком. Если там плохая библиотека, то придется нам тащить за собой целый дри-караван с книжками.

– Ты хочешь сказать…?

Она улыбнулась:

– Хочу сказать, я давно жду, когда скажешь ты!

– Но я не знал, как… В смысле, Вика…

Ну что за дурак, подумал он.

– Лейтенант Ромашов… вы Лесничий или нет?! – она остановилась, строго нахмурилась. – Что за мямля? Наберитесь, наконец, храбрости!

– Вика. Ты за меня выйдешь?

Она просто кивнула.

Ромашов некоторое время смотрел на нее. Притянул к себе, крепко обнял, зарываясь носом в душистые волосы цвета льна.

Сцепившись пальцами, они пошли дальше по набережной. Птицы в высоких кронах пели очень громко, заливались на разные голоса, будто хотели перекричать друг друга.