Читать книгу - "Смерть на обочине - Евгений Васильевич Шалашов"

На мой взгляд, крестьянину и без дождя положено сидеть дома. Все, что можно убрать – убрали, озимые еще в августе посеяли.

С грехом пополам одолели версту минут за двадцать. Пешком быстрее.

В деревне Борок нас никто не ждал. А мне нужна изба, чтобы развернуть в ней «полевой штаб». Пристав это знал и, не спрашивая, уверенно направил коляску к одному из домов, стоящему на отшибе.

– Знакомец здесь мой живет, – сообщил Ухтомский. – Игнат Сизнев. Вдовец, дочка у него одна, сам девке и за мамку, и за папку. Дочь у него толковая, школу грамоты окончила, по хозяйству отцу помогает. У Сизнева попросторнее, у него мы допросную и устроим. В другую избу пойти – там от народа не протолкнешься, а выгонять – вроде неловко.

– Сизнев – он не родственник того Сизнева, у которого лошадь? – поинтересовался я.

– Так тут и живут одни Сизневы, Терехины да Парамоновы. Все друг дружке кем-то приходятся. Сизнев Игнат – он только по сословию крестьянин. Живет в деревне, работает в городе, на складе железоскобяных изделий купца Высотского. Что для здорового мужика две версты пройти? Тьфу. Он и хлеб давно не растит, огород только имеет, из живности одна коза.

Невольно улыбнулся, услышав фамилию купца. Когда услышал впервые, посчитал, что Высоцкий. Но нет, этот – Высотский.

Ухтомский слез с коляски и постучал в двери.

– Тятеньки дома нет, – отозвался из-за дверей девичий голос.

– Нюшка, открывай, – потребовал пристав. – Тут полиция, а еще начальник из города.

Дверь открылась и на пороге возникла невысокая девочка. Нет, уже не девочка, но еще и не девушка. Угловатый подросток лет тринадцати или четырнадцати. Простоволосая, одетая в юбку и темную блузку.

– И что надобно? – с недовольством поинтересовалась девчонка, нисколько не тушуясь появлению полиции. И никакого страха в голосе.

– А надобно нам, уважаемая барышня, такое место отыскать, чтобы ваших односельчан допрашивать, – слегка насмешливо сообщил я. – У вас, говорят, просторнее будет, нежели у других.

Ждал, что барышня скажет – мол, в другую избу ступайте. Но нет, все-таки не решилась. Зато эта пигалица, смерив нас строгим взглядом, заявила:

– Подождите маленько, дорожки скатаю. Натопчете, стирай их потом.

Мы с приставом только переглянулись. Но ждать за порогом не стали – дождь идет, вошли внутрь, скромно помялись у входа, дожидаясь, пока аккуратная хозяйка не уберет половики.

Девчонка, складывая свернутые в рулоны дорожки друг на друга и утаскивая в угол, ворчала:

– Вчера убирала, сегодня опять убирай…

Дом Игната Сизнева внутри такой же, как все прочие. Образа в углу – мы с полицейскими дружно на них перекрестились, русская печь, стол, пара сундуков и лавки вдоль стен. Еще кросна – деревянный ткацкий станок.

Но кое-что отличало эту избу от других. Лавки застелены не привычными взору половиками с поперечными полосками, а с изображениями цветов, диковинных птиц и рыбин.

– Красиво, – похвалил я работу. – На такие половики и садиться жалко. Их только на стенку вешать, любоваться.

– Ох, не смешите барин, – усмехнулась девчонка. – Кому такое добро нужно?

– Не сама ли ткешь? – полюбопытствовал я, кивая на кросна.

– Сама только простые половики тку, что у всех, – отозвалась Нюшка, потом вздохнула: – Мамка-покойница мастерицей была. Смеялись над ней – мол, зачем тебе диковины всякие, она отвечала – красивше так.

– Может, уступишь? – поинтересовался я, не слишком хорошо представляя – куда дену эти половички…

– А сколько дадите? – быстро спросила девчонка, прищурив глазенки.

– Сколько обычный половик стоит? – спросил я у пристава.

Но тот лишь пожал плечами, неуверенно ответил:

– Может, двадцать копеек, может, и пять.

– Это от длины зависит, – вмешалась Нюшка. – Если длинный, во всю избу – так двадцать, а вполовину – гривенник.

Решив, что покупку следует отложить, махнул рукой:

– Потом поторгуемся, когда дело сделаю.

В доме тепло, поэтому снял с себя и плащ и шинель. Пристроив фуражку на деревянный гвоздик, уселся за стол и положил рядышком папку.

– Антон Евлампиевич, приступим, – кивнул я приставу. – Вначале коневладельцев доставьте – Федора Сизнева и Гаврилу Парамонова. Тащите по очереди, с кого начинать – без разницы.

– А с этой козой что? – спросил пристав. – Выгнать пока?

– Чего это, меня из собственной избы гнать? С места не двинусь! – возмутилась девчонка, изрядно меня насмешив. Нет, определенно не вписывается барышня в стереотип о забитых крестьянках.

– Тебе бы, коза-дереза, юбчонку задрать да ремешком поучить, – беззлобно сказал пристав, посмеиваясь в усы.

Думаю, лупить девчонку ремнем Антон Евлампиевич не стал бы, но из дому выгнал.

– Нюша, это ведь Анна? – уточнил я на всякий случай. Посмотрев на девчонку, спросил: – Аня, ты понимаешь, что на допросах посторонним нельзя присутствовать?

– А что я услышу? – фыркнула девчонка. – Про то, как наши мужики конокрада убили? Так это все знают, потому что все либо сами били, либо смотрели, как другие бьют. Все, кроме тятеньки. Он в ту ночь на складе товары принимал – привезли поздно, а там и утро настало. Вчера вечером поздно пришел, поужинал, поспал и опять в город.

Ишь, мартышка, отцу алиби обеспечивает. Умная девочка. Сказал бы, что далеко пойдет, но не стану. Куда пойдет? В лучшем случае замуж она пойдет не за нищего крестьянина, а за ремесленника или мелкого торговца. Уверен – с такой женой торговец в гильдейские купцы выйдет.

– Понимаю, что ваш это дом, но придется тебе, Анна Игнатьевна, сходить погулять, – твердо сказал я. – Или боишься, что половички красивые украду? Обещаю – как все закончим, половички куплю и цену хорошую дам.

– Все не отдам, – сразу же заявила девчонка. – Продам штук пять, остальные на память о мамке оставлю.

Сунув ноги в сапоги (вот-вот, не лапти обула!), накинув какую-то кацавейку, Нюшка уже на выходе спросила:

– Вы, барин, учителем не желаете стать?

– Учителем?

Признаться, малость опешил от такого вопроса. Учителем был в той жизни и, как говорят, неплохим.

– Вы, барин, очень толково все излагаете, убедительно. Мне с вами даже спорить не хочется. А наш Никита Сергеевич, что в школе грамоты вместе с батюшкой Никодимом уроки вел, тот завсегда орал.

– Особенно на тебя… – предположил я.

– Ага, – с удовлетворением согласилась Нюшка. – Говорил, что девкам грамота не нужна, считать им тоже не нужно, им мужа ублажать да рожать надо. Но он орал, когда трезвым приходил, а пьяненький добрый. А вы, наверное, в школу бы пьяным не приходили, но не орали.

– Нет, не хочу в школу. Учителя маленькое жалованье получают, – нашелся я, почти не погрешив против истины.

Допустим, преподаватели гимназии, если имеют чин, получают достойное вознаграждение, сопоставимое