Читать книгу - "Техническое Задание - Сергей Александрович Плотников"

резким движением подхватил с палубы лук, натягивая тетиву… и заполошно заоравшее чувство опасности заставило его со всей силы оттолкнуться от борта катера.

— КХРРРРАКХ!!! — оглушительный грохот едва не разорвал барабанные перепонки, толкнув в спину. В воду бек-оружейник упал уже лишившись сознания. Очнуться ему будет суждено только два месяца спустя, когда тренированный организм адепта всё-таки справится с последствиями близкого удара рукотворной молнии, превратившего судно на воздушной подушке в пылающие обломки. Узнав, что четверо находящихся на борту учеников-бахадуров не смогли покинуть катер столь же вовремя и погибли, швед под шумок успел отойти в сторону и незаметно утопить контейнер, а «мага***» (одного ли?), ответственного за атаку, так и не нашли, он только мрачно кивнёт.

[*Гойз у — дворянин (кит.), ударение на последний слог

**Традиционно Пути самосовершенствования принято нумеровать так:

Первый Путь — Путь Воина, Второй Путь — Путь Духа, Третий Путь — Путь Силы. Учение о Путях не такое уж древнее, как принято считать: оно зародилось как результат множественной перекрёстной интеграции восточных духовных практик и православных обычаев в ходе разработки так называемого «нового канона» Русского Православия. Изначально составление «Нового Канона» инициировано Иваном V Победоносцем в попытке примирить возникающие разногласия между христианами, буддистами и даоистами. Работа эта растянулась на без малого семьдесят лет, но дала воистину неожиданные плоды. Впрочем, свою задачу всё-таки проведенная реформа церкви (церквей) выполнила.

***«Магами» традиционно называют в Европе адептов Третьего Пути. В отличие от первых двух путей, в Великой Империи официально все адепты Пути Силы должны входить в состав достаточно закрытой организации «Орден Равновесия».]

За четыре года до начала событий.

Самые невероятные красоты — природы ли, творений ли рук человеческих — могут стать обыденными, если подолгу жить среди них. И в рвущихся ввысь громадах американских мегаполисов, и в глухой непролазной сибирской тайге, и в бесконечности арктической тундры, и в сплошной зелени тропических джунглей есть своё, неповторимое очарование — для тех, кто приехал туда его увидеть. Для местных же — фон и фон, ничего такого. Даже если утром приходится кочергой медведя от поленницы отгонять или же, скажем, вечером вокруг юрты класть петлю аркана из конского волоса — от змей и скорпионов. Рутина — не меньшая, чем, скажем, регулярно платить за бытовые удобства и пытаться ежедневно не опоздать на работу, не попав в аварию в большом городе. Можно ещё и поспорить, где человек страдает и напрягается больше… Однако, привыкая к особенностям места жизни своего, человек незаметно и неотвратимо меняется и сам. И меняется тем сильнее, чем более сурова красота и чем более грозит она необоримыми случайностями, превозмочь которые не в человеческих силах, а можно лишь узнать по незначительнейшим признакам о приближающейся угрозе и вовремя убраться… если получится, конечно. Иногда человек настолько сживается с этими угрозами, настолько становится гармоничен фону, что и сам из категории «лишь жителей на некой территории» переходит в категорию «местных красот», органично вплетающихся в пейзаж.

Наверное, более всего явление сие иллюстрируют те люди, семьи и народы, что живут средь гор. Могут в известном смысле с ними потягаться лишь туземцы с небольших океанических островов, отрезанные друг от друга сотнями и тысячами километров солёной воды… Вот «рыбьи хляби» от «костей земли» отличаются всеместно: волны — само непостоянство, а горы — те же, что стояли тысячи и десятки тысяч лет. Застывшая в камне стихия располагает к таким же изменениям в людях: жители как бы учатся у камней твёрдости взглядов, чувству родства в череде поколений и весомости решений. Камень долго может лежать на одном месте, но если скатился и начал падать — попробуй, останови…

Боярин Салтыков Всеволод.

— Ты понимаешь, о чём просишь меня, друг? — после длинной паузы, во время которой моложаво выглядевший боярин как будто советовался с видимыми в огромное панорамное окно горными вершинами, развернулся к беку Абишеву Салтыков. — Тебя едва не убила молния, сведённая с небес нечистым на руку колдуном, а ты хочешь, чтобы я инициировал ритуал, который, будь я язычником, назвал бы воззванием к богам…

— Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его, — бек не отрывал взгляда от потомственного отшельника: семья Салтыковых уже какое поколение проживала в пожалованной когда-то самим Иваном Пятым вотчине среди гималайских гор, куда ходу посторонним или случайным людям практически не было. — Бог есть дух, не важно, как зовём его и каким именем величаем. Его сила не в Силе, но в нас, его детях… а тех, про кого ты сейчас говорил, просто нет. Есть Сила.

— Но одним Сила отвечает и подчиняется, других же игнорирует, — изогнул губы в подобии улыбки хозяин поместья. — Ритуал, о котором ты пришел просить меня, есть обращение к Силе, воззвание к Её воле — которую ты как раз отрицаешь… и результат может тебе совершенно не понравиться. Я уже молчу о том, что это не маленький шарик огня и не Маскировочный Купол — вмешательства такой категории по-настоящему раскачивают мировое Равновесие… Это ведь не какой-то там фиглярский фокус, не использование явления природы, которое и само так или иначе произойдёт — это настоящее Чудо. А чудеса, знаешь ли, просто так не происходят… и никогда не проходят бесследно. Мир, как бы пафосно это ни звучало, после вмешательства уже никогда не станет прежним. Уж поверь тому, кто в этом действительно разбирается.

— Именно потому ты оказался последним в списке тех, к кому я обращаюсь, — теперь настала очередь бека улыбаться… вот только улыбка вышла весьма недоброй. — Но, извини, если люди, толкующие про «защиту мирового равновесия», собираются из-за этой философской абстракции разрушить мою страну, то я уж тем более не желаю сдерживаться.

— То есть, ты решил потратить данное ещё твоему прадеду право обращения к Вратам Белой Лебеди, как способ не складывать все яйца в одну корзину⁈ — Всеволод так удивился, что перестал привычно щуриться. Морщинки, покинувшие уголки глаз и лоб, разгладились без следа, и сразу стало заметно, насколько сильно боярин внешне отличается и от славянина, и от ханьца, и уж тем более от казаха или араба. Оставалось только гадать, как же выглядела много столетий назад та самая дева-Лебедь, по преданию ставшая женой первого представителя рода Салтыковых, чьи черты не изгладились в потомках за столько поколений.

Сам безвестный основатель боярского рода, тогда ещё безродный витязь, оказался лихим рубакой и стрелком, а уж при