Читать книгу - "Принцесса Трои - Гейл Карсон Ливайн"

Я была готова расплакаться. Мы с Майрой вернулись к матери, и я прижалась к ней. Мысленно я поблагодарила всех богов и богинь за то, что одарили меня такими родителями.

Отец поманил нас широким жестом.

– Идемте же.

Когда мы все, включая двух собак, вышли за пределы дворца, со всех сторон раздался клич. «Лу-ло». Площадь была забита людьми, толпа выплескивалась в близлежащие улочки и переулки – все это были жители Трои, которых я обязана была сберечь.

Все еще держась за руки, мы спустились по трем ступеням, ведущим к площади. Когда мы оказались внизу, отец и мать отпустили меня. Старая жрица Аретуза подняла корзину дрожащими руками и, когда я шагнула вперед, опустила ее мне на голову. Ай! Тяжелая!

Плавной походкой, но с колотящимся сердцем я двинулась вперед. Майра держалась рядом. Пожалуйста, не попадись мне под ноги, Майра!

Мать и отец последовали за мной, хотя Конни не смогла бы за ними угнаться. Позади нас дюжина жрецов вела четырех упитанных жертвенных быков. Аполлону поднесут любимое лакомство богов – жир с их бедер. Остальное после пойдет на пир троянцам.

За волами шествовали замужние женщины и вдовы; за ними картинно выступали незамужние девушки, зорко выглядывая тех, кто обратит на них внимание; затем шли юноши, чьи мысли почти наверняка были заняты играми, которые начнутся после жертвоприношений; и, наконец, женатые мужчины и вдовцы.

Флейтисты выводили мелодию, которая перекрывала стук наших сандалий. Мужчины возносили хвалу Аполлону, женщины – его сводной сестре Афине, богине битв и защитнице городов.

Сколько же величия в том, чтобы быть троянцем!

Широкий Путь Бессмертных вел от площади к восточным воротам. Вдоль дороги возвышались знаменитые внутренние стены Трои, поднимавшиеся на два роста моего любимого брата Гектора, который был самым высоким мужчиной в городе. Выложены они были из камней красных, белых, желтых и коричневых тонов, складывающихся в изображения борющихся атлетов, несущихся в галопе лошадей, сидящих у ткацких станков женщин, парящих воронов Аполлона и молний Зевса, повелителя богов.

Стены опоясывали величественный верхний город Трои, где протекала вся общественная жизнь: там находился гимнасий[2], рынок; амфитеатр, в котором принимали законы и разыгрывали пьесы; и суды, где законы претворяли в жизнь.

Наконец, мы добрались до ворот. Дрожащей рукой я велела Майре остаться, и она повиновалась.

Процессия свернула с мощеной улицы на грунтовую дорогу, ведущую к священной роще. Земля здесь была неровной, а я не могла опустить голову, чтобы посмотреть себе под ноги. И почему я тренировалась только на наших мощеных улицах? Запаниковав, я замедлила свой величественный шаг и ползла теперь не быстрее улитки.

Жрец за моей спиной спросил дрожащим голосом:

– С девушкой что-то не так?

Я заставила себя не обращать на него внимания. Один осторожный шаг, за ним другой.

Наконец, почувствовав себя увереннее, я пошла немного быстрее. Минуты текли. Может, мы прошли уже где-то треть пути? Или только четверть? И с чего мне вздумалось стать канефорой?

Под ремешок сандалии забился камушек и застрял там, с каждым шагом впиваясь в кожу. Ой!

Что мне было делать? Я остановилась. Корзина покачнулась. Ай!

2

Позади меня процессия сбилась с шага и замерла. Кто-то громко спросил: «Почему мы не двигаемся?»

Кто-то другой закричал: «Аполлон, прости нас!»

Жрец начал молиться.

Корзина выровнялась. Мне хотелось потрясти ногой, чтобы избавиться от камешка, но тогда бы я точно уронила свою ношу.

Неужели я разгневала кого-то из богов, и это было наказание?

Ай! Я снова двинулась вперед, каким-то чудом держась ровно и не хромая. Через несколько минут я почувствовала, что нога стала мокрой. Мама за спиной ахнула.

Вскоре кровь смазала камешек и вымыла его из сандалии, но боль не ушла. Хоть корзина и не упала, разгневают ли богов моя рана и этот камешек? Перестала ли я быть канефорой без изъяна?

Почувствовать землю под ногой. Перенести на нее вес. Здоровая нога. Другая нога. Я не дрогнула.

Мы продолжили путь к алтарю, где я сняла с головы корзину и опустила ее на землю, так ничего и не уронив, и с облегчением повела плечами.

Затем начались жертвоприношения и молитвы, а кровь на моей ступне запеклась и остановилась.

Все еще беспокоясь из-за того, что стала кровавой канефорой, я ждала начала игр в первом ряду трибун к югу от священной рощи. Аминта села рядом, не прикасаясь ко мне, но положив руку Мело на плечи. Жаль, здесь не было Майры, которая прижалась бы к моим ногам.

Кинфия, сидевшая по другую сторону, поздравила меня и тут же добавила:

– В прошлом году канефора Аполлона шла гораздо увереннее и не сбивалась. О твоей окровавленной ноге шептались сначала жрецы, затем матери, так мы и узнали. Матери могут задуматься, какая из тебя выйдет жена, раз ты так легко можешь пораниться. Да и сыновья теперь вряд ли избавятся от засевшего в их памяти образа твоих окровавленных пальцев.

Тише, Кинфия!

К нам спешил мой любимый брат Гектор. Он резко остановился прямо передо мной и глубоким, зычным голосом провозгласил:

– Сегодня на горе Олимп боги возносят хвалу моей сестре! Прекрасной канефоре, которая не дрогнула и не оступилась, несмотря на полученную рану.

Я улыбнулась ему, забыв о Кинфии. Гектор всегда был моим героем и защитником, но он не стал бы лгать. Если он верил, что я справилась хорошо, значит, так оно и было.

Он подпрыгнул на месте, вечно в движении, вечно полный теплой энергии. У брата были черные кудри и округлые брови, так похожие на мои – отец всегда хвалил эту нашу черту. Но у Гектора они были выразительнее – вся сладость медовой соты, а у меня лишь легкий ее привкус.

Брат поднял руку, сложив пальцы буквой «V»[3], затем опустился на колени.

– Тебе больно?

Я откинула голову назад, беззвучно говоря «нет».

– Не слишком.

Мама поднялась со своего места подле отца и подошла к нам. Гектор мгновенно оказался на ногах и придержал ее за локоть, когда она склонилась надо мной.

– Дай мне осмотреть твою ногу.

Я сняла сандалию.

– Мм. Молодость! Порезы быстро заживают. – Она похлопала меня по колену. – Весь народ восхищается тем, что ты не уронила корзину, – и мы с твоим отцом тоже. Ты проявила поразительную отвагу и решительность.

Она никогда раньше не называла меня отважной. Интересно, действительно ли я была такой, как она говорит?

Кинфия заерзала на своем месте. Хорошо.

Гектор