Читать книгу - "Тростниковые волки - Дмитрий Савочкин"

Заснуть уже не получалось, я поворочался немного, затем развернулся и стал глядеть в окно, не вставая со своей верхней полки. Кроме меня, в купе уже никто не спал, все шумно и активно собирались, что-то обсуждали друг с другом, пили чай, гремя ложечками, ходили сдавать бельё, пересчитывая простыни вслух, и громко смеялись. Сова никогда не поймёт, над чем смеются жаворонки в шесть часов утра. Сове вообще невдомёк, над чем в принципе можно смеяться в шесть утра.

Вскоре за окном начались одесские пригороды, перемежаемые солончаками. Все мои соседи по купе уже сидели одетые, при полном параде, держась за свои баулы, как будто собрались прыгать из вагона на ходу и не были уверены в том, где именно придётся прыгать. Пригороды плавно перешли в промзону, затем как-то сразу, неожиданно возник перрон. Мои соседи по купе зашевелились и один за другим, попрощавшись, вышли в коридор. Оставшись один, я спрыгнул на пол, быстро, но спокойно оделся, взял свою сумку, оглянулся, чтоб проверить, что ничего не забыл, и вышел.

Одесса встречала меня холодным промозглым ветром, ворохами опавших листьев. «Откуда они взялись на перроне?» – Я огляделся по сторонам. Деревьев не было. С одной стороны перрона был вокзал (сколько раз приезжал в Одессу, но никак не привыкну к тупиковой ветке), с другой – бесконечно уходящие вдаль железнодорожные пути, плавно поворачивающие направо. Казалось, что эти листья специально кто-то сюда принёс и рассыпал, чтобы создать осеннее настроение. Я глубоко вздохнул и пошёл к выходу с вокзала.

В шесть сорок утра в чужом городе совершенно нечего делать. Первая встреча у меня в девять. Гостиница у меня с двенадцати, и переться туда сейчас не имело смысла – это было далеко от места встречи, а сумка у меня нетяжёлая. Все кафе и рестораны ещё закрыты. Даже, блин, «Макдоналдс» – не люблю эти вездесущие кафе – ещё закрыт. Я вышел из здания вокзала и повернул налево – к Привозу.

Тут жизнь била ключом. Кто-то разворачивал торговлю, кто-то уже сворачивал, кто-то что-то обсуждал по телефону, какие-то оптовики на удивление тихо переругивались с продавцами, словно боясь спугнуть предрассветную меланхолию. Я прошёлся вдоль рядов и замер у здоровенного рыбного прилавка. Заготовив пустые ящики, грузчик вытаскивал из грузовика живую рыбу. Рыба отчаянно билась и вырывалась, не в силах сообразить, как далеко она находится от дома. Грузчик вытягивал рыбу из цистерны и выкладывал в ящики, которые ставил тут же, один на другой. Некоторым рыбинам всё же удавалось вырваться, и они начинали скакать по асфальту. Грузчик подбирал их и снова бросал в ящики. Одной из рыбин удалось спрятаться, она упрыгала за колесо грузовика, и грузчик её не увидел. Когда всё закончилось и грузовик отъехал, она так и осталась лежать на асфальте посреди улицы.

В конце концов меня кто-то толкнул, у меня спросили, не повылазило ли мне, и я побрел дальше.

Обойдя весь базар по кругу, я вернулся на вокзал и снова посмотрел на часы. Почти семь. Я подошёл к «Макдоналдсу», и прямо перед моим носом мальчик в форме распахнул дверь, словно они только меня и ждали. Я остановился возле прилавка, и девочка за кассой мне улыбнулась.

Одесса здесь тоже начиналась сразу, без раскачки:

– Добрий день, заказывайте.

– Дайте, пожалуйста, макнагетс, девять кусочков, соусы – два карри, картошку по-сельски, самую маленькую, какая у вас есть, и колу. Тоже самую маленькую.

– На дисерт што жилаете?

– А что у вас есть?

– Марожинайе, макфлури и пирашки с разными начинками.

– А вы что посоветуете?

Она задумалась, но лишь на секунду:

– Ну, если ви любите марожинайе, то возьмите тогда марожинайе или макфлури, а если ви любите всякие пирашки, то возьмите пиражок.

Спасибо, родная, ты мне очень помогла.

– Пирожок давайте. С вишней. И давайте лучше чай вместо колы.

– Есть ищё кофе, ни жылаите?

– Нет, спасибо. Чай.

Я расплатился, взял свой заказ и поставил его на столик. В кафе больше никого не было, поэтому я не стал осторожничать: просто поставил сумку на стул и пошёл в туалет. Рассмотрел себя в зеркале, вымыл руки, умылся, сполоснул рот, причесался пальцами, затем высушил руки в сушилке и вернулся в зал. Я выудил из сумки учебник Лахтина, раскрыл его на новых сплавах и начал есть.

Время тянулось умопомрачительно медленно, но у меня был богатый опыт его убийства. Дважды делая дозаказ и изучив основные закономерности усадки бронзы, я закончил завтракать к восьми. Можно было посидеть ещё, а потом поймать такси, но, во-первых, сидеть больше не хотелось, а во-вторых, я ненавижу таксистов. Поэтому я решил прогуляться пешком.

До Соборной площади от вокзала в общем-то недалеко, поэтому я сделал крюк и прошёлся по центру города. Одесса была всё та же. Она по-прежнему напоминала красивую, но порядком потёртую проститутку из разряда самых дорогих. Что-то разрушалось, что-то строилось. Огромные жилые новостройки в центре в целом выдерживали архитектурный стиль, но убогие советские коробки и полуразрушенные екатерининки навевали лёгкую грусть. Барокко, перемежаемое конструктивизмом, ампирным и мавританским стилями, обилие идиотских вывесок, объявлений и непременные растяжки через всю улицу создавали цветастое визуальное безобразие, дразнящее и чем-то симпатичное. Город уже проснулся, и теперь туда-сюда по всему центру сновали люди, на каждом перекрёстке стояли пробки, и гигантские джипы неуклюже парковались на тротуарах, почти наезжая толстыми задами на пешеходов, с криками отскакивающих, матерящихся и идущих дальше по своим делам.

Я останавливался на каждом перекрёстке перед пешеходным переходом и оглядывался по сторонам в ожидании зелёного света. Глубокое синее небо было наполовину затянуто тучами, и солнечные блики то появлялись, то исчезали из окон, зеркал, хромированных деталей автомобилей и металлических выносных реклам.

Я свернул на Дерибасовской, прошёлся до сквера и уселся на лавочку. Люди сновали туда-сюда, по тротуару ходили прикормленные голуби, солнечные лучи появлялись и исчезали. Я посмотрел на часы. Ну что, пожалуй, пора.

Начинался новый день.

Дверь открыли после третьего звонка. Недовольная секретарша долго искала в каких-то своих бумажках записи обо мне, потом кому-то перезванивала, потом искала опять. В конце концов она подняла на меня злые глаза и сквозь зубы проговорила:

– Идите, пожалуйста, за мной.

Она провела меня в переговорную и тем же злым голосом предложила кофе, от которого я с облегчением отказался. Минут через пятнадцать появился заместитель главы фонда. Многословно извиняясь за опоздание, он спросил, как я доехал, разузнал всё о моей жизни, здоровье и настроении, как мне Одесса, какие планы и когда обратно. Затем резко перешёл к делу, спросив, удобно ли мне работать с материалами в этой комнате и сколько времени мне понадобится.

– Да я, в общем-то, хорошо себе представляю, что там, – пожал я плечами, – я даже черновик заключения уже написал. Думаю, пары-тройки часов мне будет достаточно.