Читать книгу - "Восемнадцать с плюсом - Артем Каменистый"

– Считай, что я агрессивная феминистка. Значит, никогда не беси меня указаниями на то, где место женщине.

– А ты правда агрессивная феминистка?

– Нет, я еще хуже.

С консервами и прочими припасами чуть конфуз не случился. Вспомнили о том, что еды нет, уже на самой окраине города. Хорошо, что именно там подвернулся последний магазинчик и удачно, что он торговал, несмотря на отключившееся электричество. Правда, продавщица там выглядела неадекватно, ну да какая разница, пусть хоть в мертвячку превратится, лишь бы на выборе товара это не сказывалось.

Киска, мастерски наворачивая холодную тушенку при помощи одного лишь неказистого ножичка, жуя, невнятно спросила:

– Может, расскажешь?

– Что?

– Что-что... Не прикидывайся шлангом. Зачем я тебе нужна? Что такое интересное надо рассмотреть, что ты за это готов тысячу отвалить?

– Тысяча, это не так уж много.

– Немного? Издеваешься? Да мне за рачком всю ночь постоять и двадцатой части никогда не предлагали и не предложат. Нет, я, конечно, не великое сокровище, это понятно, но, как-то, обидно. Что там за извращение у тебя? Что может потянуть на целую тысячу?

– В прежней жизни у меня был лук. Он стоил несколько тысяч.

– Звиздишь.

– Это еще не самый дорогой лук.

– Я знаю, сколько могут запросить за путёвое оружие. И знаю, что у новичков столько бабок не бывает. Да и ты парень, тебе труднее, чем, допустим, мне, зарабатывать. Ну, чего вытаращился?!

– Я на тебя не смотрю.

– Косишься, я же вижу. Не нравится, что сказала? А как еще, по-твоему, зарабатывать новеньким? Вам, парням, сложно, но нам еще сложнее. Биология, Читер, против нас, ведь мы от природы слабее мужиков, а здесь слабым выживать тяжело.

– Везде тяжело.

– Здесь тяжелее. Ну так что, так и думаешь молчать?

– Как придем, сама все увидишь.

– Темнишь ты.

– Ну хорошо, уговорила. Там будут земля, трава и кусты. Среди них маленько споранов рассыпано, гороха и всякого добра, по мелочи. Всё это надо будет собрать. Ты говорила, что для тебя это несложно.

– Откуда оно там взялось?

– Там был тайник. Мой тайник. Вещички свои припрятал и заминировал. Один нехороший человек меня убил, потом сунулся в тайник и подорвался. Думаю, там всё разлетелось.

– Да тут и думать нечего. Но ты опять темнишь.

– В чем?

– Если мне тысячу готов отвалить, сколько тогда там, вообще, хранилось? У тебя и тысячи быть не может. Темнишь ты, Читер, не всё рассказываешь.

– Ты тоже не всё, и что с того? Это нормально, мы ведь с тобой не муж и жена, чтобы всем делиться.

– Про мужа и жену больше ни слова.

– А что не так?

– Да всё так. Только потом слово за слово, и потянется всякая романтика. Ты сутки не мылся по тридцатиградусной жаре, вот какой мне интерес перепихиваться с вонючим парнем?

– Про тебя могу сказать то же самое. И вообще, расслабься, я на тебя не претендую. У меня девушка есть, любимая. Я ей не изменяю. Так что, за свою драгоценную невинность можешь не переживать.

– Невинность? А что это, вообще, такое, и почему за нее надо переживать? Да ты реально мутный, ведь откуда у новичка любимая девушка, да еще такая, какой изменять не захочется. Новеньким ведь только самые дешевые шлюхи дают, да и то раз в месяц. А в пати чего не идешь?

– Слушай, я тебе уже объяснил, что уже состою в пати и покинуть его не могу.

– Да ты конкретно мутный. В чем твой подвох, Читер?

– Нет никакого подвоха.

– Да ты сплошной подвох. У меня уже спортивный интерес. Вот ты мне скажи, почему я, вообще, согласилась с тобой пойти?

– Тебе интересна тема про тысячу споранов.

– Нет. То есть, да, интересно, конечно, но ты интереснее. У тебя на одиннадцатом героическая человечность. Это как, вообще? Откуда ты столько ее набрал? И раз ты такой герой, то, по идее, положительный человек и подставлять не должен. Да и какой смысл со мной что-то делать? Сдать мурам на ферму? Так у меня всего две почки, а не десять и я всего лишь семнадцатая. Водку будешь?

– Нет.

– А я буду.

– Нам вставать рано.

– Я и после литра встану, а планирую только три глотка. Точно не будешь?

– Сказал же – нет.

– Так откуда столько человечности набрал?

– Оттуда же, откуда твою тысячу споранов.

– Ох и мутный...

– Как спать будем? Я в том смысле, что по очереди надо, или без часовых перебьемся?

– А сам как думаешь?

– Думаю, без часовых нормально. Если мелкие мертвяки найдут, забираться к нам им придется долго, нашумят, проснемся. Если кто-то серьезный, часовой против него ничего не сделает, мы ведь без нормального оружия.

– Для одиннадцатого ты так уж и плохо рассуждаешь. А что, если придут люди?

– Если это плохие люди, уровни у них окажутся побольше, чем у нас.

– Это почему?

– Я так понял, на путь зла здесь раньше тридцатого уровня, или около того, становиться нет смысла. Иначе слишком часто придется умирать. Против тридцатых мы с тобой не играем.

– Ты таким голосом это сказал, будто сомневаешься.

– А ты нет? Не сомневаешься?

– Я против тридцатого, как котенок против бульдога. За тебя, вообще, молчу.

– В принципе, пулей в голову здесь хоть сотого завалить можно, – ответил на это Читер, не желая делиться деталями биографии, связанными с победами над игроками высоких уровней.

– Сотого? Так вот ты на ком человечность до героической прокачал.

– С чего ты взяла? Это я просто сказал, до сотого еще никто не добрался.

– Мутный ты, Читер, но много болтаешь. А женщины могут слышать в словах то, о чем вы, мужики, даже не догадываетесь.

* * *

Читер подскочил от грохота бьющегося стекла, причем билось оно до такой степени близко, что спросонья показалось, будто это происходит в недрах ушных проходов. В предрассветных сумерках разглядел рядом с собой что-то огромное, угловато-страшное, резко-подвижное, торжествующе-урчащее. Не раздумывая, выхватил из рукава короткую заточку, сделанную перед сном, одновременно активируя "Улыбку Фортуны".

В ситуации, когда ты, проснувшись, обнаруживаешь в сантиметрах от себя серьезного мертвяка, надо предъявлять всё, что у тебя имеется.

Дернулся, выбрасывая тело в проход между сидений, одновременно слепо отмахиваясь вооруженной рукой. Не было времени пытаться что-то разглядеть, понять, обдумать, надо срочно что-то делать, ибо бездействие – верная смерть.