Читать книгу - "Суворовец. Том 2 - Анна Наумова"

где-то уже сам лицом в салате уснет. А маме я все объясню. Тащите тогда дядю Антона в дальнюю комнату.

И, вздохнув: «Ох уж эти мужские разборки!», она тоже зашагала с нами в комнату — готовить нежданному гостю спальное место.

А я, кое-как стряхнув снег с пальто и приведя себя в приличный вид, вышел на лестничную клетку и позвонил в дверь напротив.

— Ну наконец-то! — заворчала бабушка, открывая дверь. — Где тебя носит, Андрюшка-кукушка? Договаривались же: куранты вместе слушаем!

— Андрей! — вдруг вылетела в прихожую мама. Схватила меня за плечи, начала трясти и вертеть туда-сюда. — С тобой все нормально? Тебя не побили? Не порезали?

Та-ак… Кажется, я знаю, откуда ноги растут.

— Евдокия Ильинична только что звонила! — верещала мама, осматривая меня придирчивее, чем любой судмедэксперт. — Говорит, во дворе драка была! Стенка на стенку! Мужики какие-то с дубинами! Нигде не болит? Тебя не тронули? Андрей! Отвечай!

— Ма-ма! — твердо сказал я, отнимая от себя ее руки.

И глядя в глаза, спокойно сказал:

— Все нормально! Видишь, я целый! Все хорошо! Никакой «стенки на стенку» не было… Так, гопота какая-то у прохожего копейки да семечки стрельнуть решила. Все в порядке, ушел домой мужичок, целый и невредимый.

— А ссадина на подбородке откуда? — тыча пальцем мне в лицо, кричала мама.

— Случайно поскользнулся, когда с пацанами на горке катался, — придумал я.

— А что за мужичок? — допытывалась бдительная бабушка. — Из нашего дома? Небось Сенька-алкаш из второго подъезда? Так я и знала. Вечно, как глаза зальет, на рожон лезть начинает. И обязательно ему кто-нибудь да наваляет…

— Да не, бабуль! — я беспечно махнул рукой. — Не дядя Сеня. Так, левый какой-то мужичок. Домой к себе шел, шел, да заблудился. Он вроде вообще не на «Юго-Западной» живет. Просто спьяну станции метро перепутал и не там вышел.

— Ну… тогда ладно… — чуть успокоившись и убедившись в отсутствии у меня повреждений, несовместимых с жизнью, сказала мама. — Евдокия Ильинична потом еще что-то говорила… Да я слушать не стала, трубку бросила! Мы с бабушкой к окну побежали, а там уже никого… Андрей! Сынок! Обещай, что больше драться не будешь!

Ясно… Значит, Евдокия Ильинична все же попыталась маме слить, что батя приходил к нашему дому, да еще и подшофе. Но, к счастью, ничего у старой сплетницы не вышло. И это очень хорошо! А то я, кажется, уже был в шаге от того, чтобы снова вспомнить детство и газетку в ящике поджечь…

— Мам! — я пресек попытки родительницы взять с меня невыполнимое обещание. — А пойдемте-ка на кухню! Я такой голодный! Я бы сейчас целый тазик холодца съел! Бабуль, пойдем, пойдем!

* * *

— Ну что, Андрюх… — бодро сказал «Бондарь», когда мы втроем — я, он и Лиля — доедали утром первого января вчерашние салаты на кухне у Форносовых. — Все нормуль! Батя твой утром только очухался. Чайку крепкого попил, салатов поел и ушел. Ты скажи, мама на него не очень ругалась?

— А? Мама? — переспросил я. А потом, решив не посвящать друзей в семейные проблемы Рогозиных, сказал: — Да не, все окей. Так, поворчала для порядка и успокоилась.

И, спохватившись, спросил:

— Лиль, а родоки-то твои где? Я, кроме кота вашего, в квартире никого не видел.

— На дачу смылись! — довольно сказала Лиля, в предвкушении целого дня наедине со своим драгоценным Илюхой. Я собирался вот уже скоро свинтить в гости к Пашке.

— У них же электричество вроде вырубали? — удивился я.

— Починить обещали! — пожала плечами Лилька. — Ну а если и не дали пока — ничего. Печку затопят, при свечах посидят… Они без своей дачи прямо не могут! Все праздники там. Весной и летом все выходные на огороде буквой «зю». Никогда такого не понимала… И сегодня уже в девять утра укатили!

— Кстати! — вдруг оживился Илюха, тоже крайне довольный, что ему выпала такая лафа. И достал из кармана какой-то конверт: — Танцуй, Андрюх! Письмо пришло!

Глава 12

«Бондарь» не успел заставить меня исполнить новогоднюю чечетку утром первого января. Я ловко выхватил у приятеля из рук конверт, на котором в графе «Отправитель» мелким убористым почерком был написан адрес…

Ленинградского Суворовского Военного Училища!

Вот это да!

— Э! — обиделся Илюха, так и не увидевший хореографического представления. — Ты чего? Так не пойдет, Андрюх! Письмо отобрал, а танец где? Я специально не вскрывал, тебя ждал! Танцуй давай!

— Позже! — ответил я, отдергивая от него конверт и с удовольствием вскрывая. — Позже, Илюх… Вот вернемся в училище, я там тебе такой вальс исполню… Хочешь, можем даже вдвоем станцевать.

Можно было даже не спрашивать, кто отправитель В Ленинграде у меня пока есть только один знакомый. Длинный и очень-очень серьезный. Местами даже занудный. Не зря его майор Курский сразу вице-сержантом назначил. Опытный офицер-воспитатель сразу просек, это из этого парня будет толк, и ему без опасений можно доверить взвод бывших школьников.

— «Батя», значится, письмо прислал… Одно на нас с тобой и с Михой… — с улыбкой констатировал я, разворачивая исписанный с обеих сторон лист из школьной тетрадки. — А чего раньше-то молчал, Илюх? Вот это хороший подгон в Новом Году!

— Так вчера ж только и пришло! — оправдывался приятель. — Ну, прямо перед тем, как я сюда собрался… Я в карман сунул и забыл… Хотел занести тебе, показать. А потом, ты ж помнишь, заварушка во дворе началась…

Так, так, сейчас почитаем, что там пишет наш бывший вице-сержант, мой предшественник.

Я искренне рад был получить весточку от нашего бывшего вице-сержанта Егора, который перебрался с семьей в Ленинград и постигал тяготы суворовской жизни в Северной столице.

Особыми друзьями мы с моим однокашником Егором Папиным, которого все парни еще на курсе молодого бойца единодушно прозвали «Батей», не были. Но и не враждовали никогда. Так, общались доброжелательно, по-приятельски. Дружить с ним было сложно. Наверное, потому что Егор всегда был будто старше своих лет.

Папин будто каким-то волшебным образом перескочил пубертат — из обычного советского школьника мигом стал мужчиной, будущим офицером. У Егора даже прыщей, сколько я его помню, никогда не было. А еще он не дрался, не хулиганил на уроках,