Читать книгу - "Бытие наше дырчатое - Евгений Лукин"

Судорожным движением Стратополох достал наладонник и торопливо начал тыкать в буковки стилом.

— А вот это вы зря, — хмуро сказал полный кавалер Боевого Красного Креста. — Ну-ка дайте сюда…

Отобрал, прочёл, что написано, ошалел.

— «Дали розог мазохисту…» — огласил он, моргая. — Что это?

— Афоризм, — буркнул Артём.

— М-да… — промолвил омоновец. Вернул наладонник и вопросительно взглянул на коллегу.

Тот вздохнул.

— Объяснять ничего не буду, — сдавленно проговорил он. — Сами вчера всё видели.

— Ничего я не видел, — открестился Артём, пряча наладонник. — Вчера у меня был бред величия. На почве переутомления и депрессии. С литераторами это бывает.

— Здраво мыслите, — заметил собеседник. — Тогда сразу к делу. Как вы смотрите на должность внештатного советника?

— Чьего?

— Можно подумать, сами не догадываетесь!

Машина плутала по переулкам, то приближаясь к проспекту, то снова уходя в лабиринты зелёных улочек.

Артём откашлялся.

— Догадываюсь, но… Что же я могу ему посоветовать?

— Например, вынуть ногу из окна машины. У вас это хорошо получается.

— А ещё?

— Всё. С остальным мы как-нибудь и сами справимся. Размер оклада вас интересует?

— М-м… ну, в общем… да.

— Оклад — хороший. Пенсия — не хуже. Ещё вопросы?

— Почему внештатный?

— Потому что штатных, как вы сами вчера убедились, он посылает куда подальше.

— Позвольте… А как же я тогда…

— Сейчас объясню. Сидите себе спокойно дома, пишите, что вы там пишете. Но когда бы и каким бы образом он на вас ни вышел, бросайте все свои дела и… Собственно, всё. — «Бразильская ленточка» вынул из бардачка, больше напоминающего сейф, какую-то бумагу, достал ручку. — Прошу.

— Что это?

— Клятва Гиппократа, — то ли съязвил, то ли всерьёз сказал маньякоподобный собеседник. — Вы же, как я понимаю, согласны с нами сотрудничать?

— Простите… А выбор у меня есть?

— Нет.

— Тогда за каким лешим спрашиваете? — вспылил Артём. — Согласен!

Адаптация, как утверждает медицина, является одним из основных критериев разграничения нормы и патологии. Сумел приспособиться — значит нормален. Не сумел — иди лечись.

Казалось бы, чего тут непонятного?

Тем не менее обязательно отыщется жёлчный циник, называющий психически здоровых людей приспособленцами, а то и вовсе подлецами. Что с такого возьмёшь!

Вообще имейте в виду, застревание убеждений и принципов — чуть ли не первый признак душевной болезни. Скажем, велел тебе император распятие потоптать — ну так уважь кесаря, потопчи. Нормальные люди в подобных случаях как поступают? Когда прижмёт, они и в икону плюнут, и храм взорвут. А чуть отпустит — снова уверуют.

Потому что психически здоровы и быстро адаптируются.

Как можно обвинять их за это в двуличии? Какое двуличие? Почему двуличие? Вчера от них требовалось одно лицо, сегодня — другое. Но не два же одновременно!

А вот кто действительно двуличен, так это сами обвинители. Веруют по-старому, а жить-то им приходится по-новому. Вот и крутятся, как ужака на вилах…

Подойдёшь, бывало, к такому, толкнёшь тихонько, скажешь: «Тебе ж за эту веру уже не платят, на кой ты её ляд исповедуешь?» Нормальный вздрогнет, очнётся: ой, а правда, что это я?..

С ненормальными сложнее. Бредовые идеи, как известно, непоколебимы и не поддаются коррекции. Уже на расстрел ведут, на костёр, на виселицу, а он всё кричит: «Да здравствует!» Что именно да здравствует? Какая разница! Коммунизм, православие, ислам… Что себе в голову вбил, то и да здравствует.

Однако чаще всего личность плутает подобно контрабандисту по нейтральной полосе между патологией и нормой, подаваясь то за кордон, то из-за кордона. К таким-то вот пограничным бродягам и относился, несомненно. Артём Стратополох, не настолько больной, чтобы умереть за идею, и не настолько здоровый, чтобы, изменив идеалу, не мучиться угрызениями совести.

Ибо что есть совесть? Не более чем лёгкая форма расщепления личности.

Однако нынешний расщеп оказался пугающе глубок. Пока речь шла о выгодном сотрудничестве в идейно чуждой прессе или даже о безугловской премии, всё это, согласитесь, имело прямое отношение к словесности, а стало быть, почему бы и нет? Литератор он, чёрт возьми, или не литератор? Но стать платным наперсником Безуглова, подставным корешем, фактически шутом… Развлекать, журить за выставленную в окошко ступню, с трепетом принимать из Его Президентского Величества рук коньячные капсулы… и оправдываться потом перед самим собой, что не было-де иного выхода и что другие бы за счастье почли… Как там отвечал Ломоносов Шувалову? «Я, Ваше Высокопревосходительство, не только у вельмож, но ниже у Господа моего Бога дураком быть не хочу».

Высаженный по собственной просьбе напротив больничного комплекса «Эдип» Артём пересёк скверик и остановился возле аптечного киоска, где приобрёл десяток водочных капсул, половину которых немедленно употребил. Таблетки от несварения совести.

Нет, не страх оказаться в соседях по палате с Пашей Моджахедом, не мысль о том, что станется с семьёй, очутись её глава в таком положении, не хороший оклад, обещанный настолько уклончиво, что боязно было даже предположить истинные его размеры, — соломинкой, переломившей хребет верблюду, явилось, представьте, упоминание пенсии.

О пенсии Артём Стратополох и мечтал, и не мечтал. Нет, какая-то подачка на старость ему светила, но столь символическая, что ради неё не стоило даже бегать с документами по инстанциям. Пребывание на учёте в поликлинике, правда, учитывалось как стаж, но доходы, доходы… Все газетки, в которых он сотрудничал (и «ПсихопатЪ», и «Мория», и «ГБ-френь»), платили, как было упомянуто выше, неплохо, но гонорар предпочитали вручать в конвертике, никак это дело не фиксируя.

С одной стороны, такое положение давало Артёму возможность с пеной у рта утверждать в «Последнем прибежище», что под старость он намерен, не в пример продавшимся «больничному режиму» соратникам, из принципа умереть за Родину под забором. С другой стороны, этак можно было и впрямь под ним умереть.

— А-а… Лауреаты и натуралы…

Поднял глаза. Перед скамьёй, на которой он присел, ожидая, пока лекарство усвоится, стоял тот самый коллега, что придумал рубрику «Отрывки из сочинений классиков». В правой руке его пестрел свежий номер газеты «Будьте здоровы!».

— Ну ты лизнул… — с ехидцей молвил коллега. — До самых гланд! Нет, ну это надо же: «За Родину душой болеет один Президент…» Много заплатили?

Секунду Стратополох непонимающе глядел на соратника, а потом с ужасом вдруг осознал, что его ядовитая бунтарская фраза, попавши в официальную прессу, не просто утратила язвительность, но зазвучала вполне верноподданно, едва ли не подобострастно.