Читать книгу - "Изумрудный Армавир - Александр Нерей"

— Какие ещё песенки? Какой праздник? Поехали сперва к деду. Там поговорим с глазу на глаз, — попросил я дядьку, собираясь затащить его в подвал и подробно обо всём расспросить.

— Вот и я говорю. Пора. И про стихийные новости потрещим, — согласился Угодник, и мы пошли за Давидовичем.

«Что-то не так, — заподозрил я неладное. — Раньше он никогда ни от кого Давидовича не прятал. Что-то тут нечисто. Он от меня его скрыл? Сидел и ждал, пока я в пещеру, а потом обратно? А зачем? Знал наперёд, что у меня с обучением ничего не выгорит?.. Точно. Но о таком открытым текстом спрашивать не буду. Нужно как-нибудь деликатнее».

Мы оседлали колосса прямо в овражке. Сразу уселись на него прямо на крутом спуске. Я засомневался, что у нас получится благополучно съехать с горы, но Угодник и не собирался этого делать.

— Скефий, родной. Помчались с ветерком, — попросил Николай открытым текстом, и нас сразу же подняло вверх и понесло в сторону Кубани.

Через минуту мы коснулись колёсами дорожного асфальта, Давидович сразу же завёлся, и вся наша троица, как ни в чём не бывало, поехала по кубанскому мосту в гости к деду Паше.

— Я с Павлом сегодня уже виделся. На смех он меня поднял, когда признался, что собрался команду свою учить, — сказал я Угоднику, когда мы свернули на улицу Майкопскую.

— Не переживай. Как приедем, сразу в сарай дуй. Там говорить будем. О глобусе и о работе. О подружке с зелёными глазками. Об удочке. О несоответствиях во времени, в памяти, в количестве соседок, — предложил Николай свой план на ближайшую перспективу.

Мы, не торопясь, подъехали к дедову двору, и я спрыгнул с сиденья. Угодник не стал въезжать в дедовы владения, а оставил Давидовича на улице.

— Поговорим, и ты в Африку, а я на рынок, — рассмеялся дядька и всучил мне мятую банкноту с английскими буквами. — Держи десятку.

— Что это? Деньги? Не советские? — удивился я, разглядывая купюру в десять долларов. — На кой мне они?

— О празднике забыл? Сгоняешь куда-нибудь за фруктами. Лучше, конечно в Европу, а не в Африку. Там, куда как аккуратнее на счёт санитарии. А можешь в саму Америку. Там, к сожалению, ночь. Тогда сам решай, куда. Но чтобы к застолью бананы у меня были.

— Жёлтые такие? Которые обезьяны едят? На кой они нам? — не поверил я в банановые деликатесы, которые, по моему мнению, годились только на корм обезьянам.

— Разговорчики! — прикрикнул Угодник. — Я оплачиваю. Значит, музыку заказываю. Мне они нужны. Ясно? Изволь уважить старших. Как решишься, так скажешь, куда собрался. Мне из тебя или Супермена, или Фантомаса нужно будет сделать. Америка – Супермен. Европа – Фантомас. Понял?

— Понял, — согласился я нехотя и сунул купюру в карман брюк.

Дед возился в хате, наверное, с готовкой обеда, и я благополучно прокрался в сарай, где стал дожидаться дядьку с его разговором.

«Он сегодня весёлый какой-то. Может, у него день рождения? А мою Дирижабу для отвода глаз выдумал? — задумался я, рассевшись на табурете посреди сарая. — Нужно узнать у бабули о дядином дне рождения. Как-нибудь выведать. Вдруг, сегодня, на самом деле, праздник? Или он его придумал? Узнал в будущем о моём провале с…

Не похоже. Он же меня из второго круга дожидался, чтобы к папке в гости нагрянуть. И об этом он ещё до моего отбытия говорил. А я, с его слов, уже неделю тут. Неделю, как вернулся. Якобы вернулся.

Что-то между пальцами проскальзывает. Почему не помню того, что помнят другие? Или они знают обо мне что-то такое, из-за чего даже праздник отложили. Чтобы я потом не забыл, как бананы ел? На кой ему это? В утешение? Полетай, Супермен. Полетай, Фантомас. Из летающих человеков знаю только Барона Мюнхгаузена. Летал верхом на пушечном ядре. Сгонять нужно на эти новые фильмы. Умора, говорят. Фантомас – умора, а супер этот ещё неизвестно кто. Расспрошу его сейчас. Где же он провалился?»

Через несколько минут Николай заглянул в сарай, но входить не стал.

— У тебя сейчас кризис. Ещё немного, и выздоровеешь, — сказал он, обращаясь ко мне. — Ещё чуть-чуть и подключишься ко вселенскому разуму. Будешь запросто к Скефию обращаться с любым вопросом, а он отвечать будет и через прохожих, и через телевизор или радио. Сам он у нас неразговорчивый, но… В общем, начинается новейшая история посредничества.

«Почему в сарай не входит? Нужно его как-нибудь заманить. Потом поближе к подвалу, а уже в нём побеседовать по-родственному. По душам побеседовать. Скефия приплёл. Явно говорит, чтобы тот уши грел», — догадался я и начал думать о помехах, позабыв хоть как-нибудь ответить Угоднику.

Николай снова отступил от двери сарая, но отсутствовал недолго.

Когда он в следующий раз открыл двери и вошёл, сразу кивнул мне на правый открытый лаз погреба, после чего начал спускаться первым. Я поспешил за ним, сначала недоумевая, почему именно в правый, который ведёт в Корифий, но потом решил, что дядьке виднее.

— Сейчас мы с тобой следы запутаем, а по дороге поговорим, — прошептал Николай, когда я опустился следом. — Мы, вроде как, к дружку твоему сейчас. К третьему. Он из Далания, а тот весельчак, как ты говоришь. Значит, не подведёт.

Мы вышли в Корифий и, перекинувшись парой ничего не значащих фраз, снова влезли в подвал. Там мы ненадолго остановились, и Угодник начал разговор.

— Ты уже понял, что они за тобой усиленно следят?

— Вроде того, — согласился я. — Мне один дух посоветовал в подвале разговаривать, чтобы меня никто не слышал. То есть, меня и того, с кем говорить буду. Кармалия же не всегда тут в… Жаба! В смысле, в жабу играет. Из-за неё этот день называется праздником Жабы и Дирижабы?

— Конечно. С сегодняшнего дня мы с тобой можем в подвале беседовать в открытую. В ту войну, которую тебе объявили миры, когда узнали о подмене душевной искры, Кармалия не вступает. Она знает наверняка, что и от нашего Бога искра в тебе имеется. Что всё сделано с его ведома и согласия. А вот деточки её этого не понимают, — доверительно сообщил