Читать книгу - "Такое разное будущее - Станислав Лем"

Я почувствовал, что кожа на лице становится тесной.

– Это ничего, что кормилица, – сказал я. – Надеюсь, больше он уже не будет смеяться.

– Нет. У него переломана ключица.

– И тебе ничего не сделали?

– Нет. Я ведь только что вышел из машины, а он меня спровоцировал – я его не сразу ударил, Эл. Я только спросил, что в этом смешного, если я так долго тут не был, а он снова засмеялся и сказал, показывая пальцем вверх: «А, из-за этого обезьяньего цирка».

– «Обезьяньего цирка»?!

– Да. И тогда…

– Подожди. При чем тут «обезьяний цирк»?

– Не знаю. Может, он слышал, что астронавтов крутят в центрифугах. Не знаю, я с ним больше не разговаривал. Вот так. Меня отпустили, только теперь Адапт на Луне обязан лучше обрабатывать прибывших.

– А должен еще кто-нибудь вернуться?

– Да. Группа Симонади, через восемнадцать лет.

– Тогда у нас есть время.

– Уйма.

– Но, признайся, они кроткие, – сказал я. – Ты сломал парню ключицу, и тебя отпустили безо всякого…

– У меня такое впечатление, что это из-за цирка, – сказал он. – Им самим перед нами… знаешь как. Ведь они же не дураки. Да и вообще вышел бы скандал. Эл, дружище, ты же ничего не знаешь.

– Ну?

– Знаешь, почему о нашем прибытии ничего не сообщили?

– Кажется, было что-то в реале. Я не видел, но кто-то мне говорил.

– Да, было. Ты помер бы со смеху, если б это увидел. «Вчера утром на Землю вернулся экипаж исследователей внепланетного пространства. Его члены чувствуют себя хорошо. Начата обработка научных результатов экспедиции». Конец. Точка. Все.

– Не может быть!

– Даю слово. А знаешь, почему они так сделали? Потому что боятся нас. Поэтому и раскидали нас по всей Земле.

– Нет. Этого я не понимаю. Они же не идиоты. Ты сам только что сказал. Не думают же они, что мы действительно хищники, что начнем на людей кидаться?

– Если б они так думали, то не впустили бы нас. Нет, Эл. Речь не о нас. Тут дело серьезней. Неужели ты не понимаешь?

– Видимо, поглупел. Говори.

– Большинство не отдает себе в этом отчета…

– В чем?

– В том, что гибнет дух поиска. О том, что нет экспедиций, они знают. Но не думают об этом. Считают, что экспедиций нет, потому что они не нужны, и все. Но есть люди, которые прекрасно видят и знают, что происходит. И понимают, какие это будет иметь последствия. И даже уже имеет.

– Ну?

– «Ням-ням. Ням-ням во веки веков». Никто уже не полетит к звездам. Никто уже не решится на опасный эксперимент. Никто никогда не испытает на себе нового лекарства. Что, они не знают об этом? Знают! И если б сообщили, кто мы такие, что мы сделали, зачем летали, что это было, то никогда, понимаешь, никогда не удалось бы скрыть этой трагедии!!!

– «Ням-ням»? – спросил я, применяя его выражение. Может быть, постороннему слушателю оно показалось бы смешным, но мне было не до смеха.

– Вот именно. А что, по-твоему, это не трагедия?

– Не знаю. Эл, слушай. В конце концов, понимаешь, для нас это есть и навсегда останется чем-то великим. Если уж мы дали отнять у себя эти годы и все остальное, значит, мы считаем, что это самое важное. Но может, это не так? Нужно быть объективным. Ну, скажи сам: чего мы достигли?

– Как чего?

– Ну, разгружай мешки. Высыпай все, что привез с Фомальгаута.

– Ты спятил?

– Вовсе нет. Какая польза от нашей экспедиции?

– Мы были пилотами, Эл. Спроси Гимму, Турбера…

– Ол, не морочь мне голову. Мы были там вместе, и ты прекрасно знаешь, что они делали; что делал Вентури, пока не погиб, что делал Турбер, – ну, чего ты так смотришь? А что мы привезли? Четыре воза разных анализов: спектральных, таких, сяких, пробы минералов, потом еще ту живую метаплазму, или как там называется эта пакость с беты Арктура. Нормерс проверил свою теорию гравитационно-магнитных завихрений, и еще оказалось, что на планетах типа С Меоли могут существовать силиконовые тетраплоиды, а не триплоиды, а на том спутнике, где чуть не погиб Ардер, нет ничего, кроме паршивой лавы и пузырей размером с небоскреб. И для того чтобы убедиться, что эта лава застывает такими громадными, идиотскими пузырями, мы бросили псу под хвост десять лет и вернулись сюда, чтоб стать посмешищами, чудовищами из паноптикума; так на кой черт мы туда лезли? Можешь ты мне сказать? Зачем это нам было нужно?..

– Потише, – оборвал он.

Я разозлился. И он разозлился. Глаза у него сузились. Я подумал, что мы, чего доброго, подеремся, и у меня начали подергиваться губы. И тогда он вдруг тоже улыбнулся.

– Ты старый конь, – сказал он. – Ты умеешь донести человека до бешенства.

– Ближе к делу, Олаф, ближе к делу!

– К делу? Ты сам чепуху городишь. Ну а если б мы привезли слона, у которого восемь ног и который изъясняется чистейшей алгеброй, так что, ты был бы доволен? Что ты, собственно, ожидал на этом Арктуре? Рай? Триумфальную арку? В чем дело? Я за десять лет не слыхал от тебя столько глупостей, сколько ты выпалил сейчас в одну минуту.

Я глубоко вздохнул.

– Олаф, не делай из меня идиота. Ты прекрасно знаешь, что я имел в виду. Люди могут прожить и без этого…

– Еще бы!

– Подожди. Могут жить, и даже если дело обстоит так, как утверждаешь, что они перестали летать из-за бетризации, то стоило ли, следовало ли нам платить за это такой ценой, – вот тебе проблема, которую предстоит решить, дорогой мой.

– Да? А, допустим, ты женишься. Что ты так смотришь? Не можешь жениться? Можешь. Я тебе говорю, что можешь. И у тебя будут дети. Ну и ты понесешь их на бетризацию с песней на устах, да?

– Не с песней. Но что я смогу сделать? Не могу же я воевать со всем миром…

– Ну, да пошлют тебе счастье небеса черные и голубые, – сказал он. – А теперь, если хочешь, можем поехать в город.

– Ладно, – сказал я, – обед будет через два с половиной часа, успеем.

– А если опоздаем, так ничего уж и не дадут?

– Дадут, но…

Я покраснел под его взглядом. Словно не заметив этого, он начал отряхивать песок с босых ног. Мы пошли наверх и, переодевшись, поехали на автомобиле в Клавестру. Нашли мастерскую. Мне показалось, что я заметил удивление в стеклянных глазах робота, который осматривал мою машину. Мы оставили ее и пошли пешком. Оказалось, что есть две Клавестры – старая и новая; в старой, местном промышленном центре, я был накануне с Марджером. Новая – модная дачная местность – кишмя кишела людьми, почти сплошь молодыми, зачастую подростками. В ярких, блестящих одеждах юноши выглядели так, словно нарядились римскими легионерами, – их костюмы сверкали на солнце, как коротенькие панцири. Много девушек, в большинстве красивых, нередко в купальниках, более смелых, чем все, что я до сих пор видел. Идя с Олафом, я чувствовал на себе взгляды всей улицы. Группы ярко одетой молодежи, завидев нас, останавливались под пальмами. Мы были выше всех, люди оборачивались нам вслед. Мы испытывали страшную неловкость.