Читать книгу - "Эскадра его высочества - Алексей Барон"

— С любой, Свиристел… Ну что тебе сказать? Покуда я жив, мой замок — твой дом. Только вот что…

— Что?

Обенаус качнулся сильнее, вцепился в плечо нового родственника и сообщил, что после кавальяка, шериса и стоеросовки пить больше не сможет.

— Да уж, зятек, — сочувственно кивнул Свиристел. — И не стоит. Впрочем, Аленка особо-то и не позволит, присмотрит она за тобой.

— Давайте посидим на дорожку, — предложила Алена.

И они сели. А Прошка выскочил, закрыл за собой дверь и плотно прижался к ней спиной.

— Господи, господи, — бормотал он. — Ну пошли ж ты и мне кого-нибудь. Всех, ну вот всех сегодня люблю. До ужаса! А поцеловать некого…

И тут он увидел Кликуна.

— Ба! Есть, значит, кого. Ах ты ж… скотина безрогая! Ну, ты и тупой же ты угол. Ах ты ж… тригонометрия!

Он выволок стряпчего, от всей души двинул в подлую рожу, а под зад пинком наладил.

Кликун, не проронивший за время визита ни слова, остался верен себе и на этот случай, — по лестнице скатился все так же молча.

Падал умело, сберегая голову, кошель да письменный ящик. В общем, привычен был мужчина.

* * *

Мужики в сенях вставали, потягивались, разбирали оружие и по одному исчезали в узкой дверце, ведущей в необъятные подвалы Стоеросовой домины. Там, меж винных бочек, уж был открыт лаз; в подземном ходе горели лампады.

А Прошка раздобыл кисть с ведром известки, после чего вышел на улицу.

Толпа заволновалась.

— Эй, Прохор! Ну что, ну как там? Свиристел бороняться будет или в Изгойный подастся?

— Щас, — важно сказал Прошка и принялся малевать на воротах корявые буквы:

ПРОДАНО.

СОБСТВЕНАСТЬ КУФЮРСТА ПАМЕРАНСКАВО

Толпа заволновалась сильнее. Прошка поставил точку, полюбовался, потом добавил:

И БАРОНА ИХНЕГО

ИМЕНЕМ АЛЬФРЕД

— Прохор, Прохор! Это как то есть продано?

Прошка уселся на скамеечку, достал кисет.

— Обыкновенно, — сказал он. — За деньги.

— Э! Погоди закуривать. А Свиристелка где?

Толпа придвинулась поближе. Прошка невозмутимо положил ногу на ногу и выпустил замысловатое колечко дыма. Потом поманил пальцем ближайших и шепотом сообщил:

— Свиристел? Да в бегах. Сам посуди, где ж ему быть?

В толпе заспорили. Через некоторое время вперед выдвинулся толстый кривоглазый отец Бонифаций, игумен монастыря Святаго Перенесения и первейший собутыльник покойного Агафония.

— Сбег там Свиристелко али не сбег, — это еще проверить требуется, — заявил он. — Верно говорю, ребяты?

В толпе одобрительно зашумели. Прошка пожал плечами.

— А кто же против? Давайте ваших выборных. Человек десять, пожалуй, довольно будет.

— Э, нет, десяти маловато, — тут же заспорил игумен, алчно косясь на терема, в которых много чего прихватить можно. — Эвон сколько понастроено! А если не убег? А ежели притаился яко аспид? Что тогда?

После долгих препирательств остановились на тридцати, да еще и с оружием.

— Вдруг аспид не один притаился? Как выскочат…

— Хрен с вами, — сказал Прошка, прикидывая, далеко ли уплыл Стоеросов. — Только факелы загасите, а то пожгете все. Эгей, мурмазеи! Слышите меня?

— Слышим, не кричи. А чо?

— Сей же час бочки с хинной выкатят. Покупку обмывать будем?

— Ну ты и спросил! — удивились передние.

— Чего? Как? Сколько? — волновались задние. — Хинная? Да много ли бочек-то будет?

— А сколько выпьете, — сказал Прошка.

И подумал, что хоромины, пожалуй, не пожгут. Все остальное уцелеет едва ли.

* * *

И покатились бочки к главным воротам. Туда же хлынули осаждающие, быстро превращаясь в жаждущих. Пользуясь удобным моментом, Обенаус вывел свою невесту через боковой выход.

Алена ушла в чем была, только прихватила кошелку с портретом родителей да личными драгоценностями. По дороге несколько раз оглядывалась на бывший дом брата, где выросла, и где сейчас шастала волосатая, вороватая и вонючая компания Бонифация.

Кусала губы.

— Ничего, — мягко сказал Обенаус. — Главное, все живы. Остальное восстановим.

— Да, конечно, — сказала Алена. — Только не вещи мне жалко. Понимаешь, где люди живут ладно, с любовью, есть домовой. Такой добрый домашний дух. Его вот опоганили…

Обенаус развел руками.

— Да нет, Альфред, что ты! Как можно тебя упрекнуть? Ты сделал все, что мог. Ты мне Свиристела спас! Из-за одного этого вечная я должница. Но когда вернусь туда… — Алена вновь оглянулась. — Когда вернусь, лично все полы перемою. Отскоблю, вычищу, а половики сожгу. Чтоб и запашники малой от стада не осталось!

— Все, что захочешь. Хозяйка там остается старая.

Алена улыбнулась.

— Старая?

— Ох, извини! Прежняя, я хотел сказать.

— Извинения приняты. Ну, барон, отвечайте.

— Что?

— С чего начнется моя новая жизнь?

Алена сказала эти слова с нарочитой небрежностью, но Обенаус прекрасно почувствовал всю ее напряженность.

— Начнем с того, что повернем за угол, — буднично сказал он.

— И что там, за углом? Чудеса начнутся?

— Никаких чудес. Там нас ждет обычный экипаж. В нем мы быстрее доберемся до вашего второго дома, моя баронесса.

* * *

Обенаус, конечно, кокетничал, называя экипаж обычным. Эту двухместную, легкую и до невозможности изящную коляску изготовили на каретной фабрике Бауцена специально для Чрезвычайного и Полномочного посла курфюршества. Даже в сумерках ее корпус благородно отблескивал лаком. Полупрозрачные занавески на окнах уютно светились благодаря внутреннему фонарю. Рессоры же были таковы, что когда кучер соскочил с козел, коляска вздрогнула как живая, а потом еще пружинисто качнулась.

— Вот, Ермилыч, — сказал барон, — познакомься со своей хозяйкой.

— Очень рад, — сказал кучер. — Но осмелюсь доложить, я знаком с ней пораньше вашей милости. С тех пор, как она была еще во-от этакого росточка, — рукою в белой перчатке Ермилыч провел линию где-то на уровне колеса.

Затем той же рукой он сдернул с головы цилиндр и низко поклонился.

— Добро пожаловать, Алена Павловна. Добро пожаловать, голубушка!

Вместо ответа Алена поцеловала его в бритую щеку.

Обенаус улыбнулся и собственноручно распахнул дверцу. При этом почти до самой земли опустились складные ступеньки.