Читать книгу - "Господин следователь 9 - Евгений Васильевич Шалашов"

— я их нынче же подпишу, вдруг что-то интересное нам отпишут? Торопись медленно, господин следователь, никто не гонит. А нет — так и ладно. В конце концов, не можешь же ты все время убийц отыскивать? Пусть хоть что-то нераскрытым останется. Мне иной раз страшно становится –все у тебя получается. Побудешь обычным человеком, как все.

Возможно, Василий и прав. Он человек опытный. И вообще, надо бы к себе идти, у Абрютина еще дел полно. Вон, в приемной уже городовые сидят. Видимо, ждут указаний для поездки в Луковец.

— У тебя сухой мешок есть? — спросил я исправника.

— Иван, откуда у меня мешок? И зачем?

— Жалко, — вздохнул я и пояснил: — До управы мне мальчишки и мешок, и мундир помогали нести. А куда все это сейчас потащу — все мокрое. Бр-р.

— То, что мокрое — я заметил, — хмыкнул исправник. — Вон, с генеральского мундира лужа на ковер натекла. Сейчас придумаем.

Абрютин мудрить не стал, а вызвал курьера и приказал тому взять мешок с находками и отнести на Крестовскую улицу, в Окружной суд.

— Ты про пироги не забыл? — поинтересовался исправник, когда я уже шел к двери.

— Как можно? — возмутился я.

Конечно не забыл. Тем более, что и Аньке сказал, что получил приглашение к исправнику на двоих. Как и думал, барышня пойти не сможет из-за множества дел, но мне велено без пирогов не возвращаться.

— Руку показывай, — приказала Анька, как только пришел домой и разулся.

— А чего ее показывать? — пожал я плечами. — Вечером, как от исправника вернусь, тогда и посмотришь. Может, скоро и повязка не понадобится.

— Давай-давай, не болтай. Знаешь ведь, что все равно не отстану.

Господин Федышинский обучает Аню не только теории, но и практике. Барышня, под руководством старого лекаря сделала свою первую перевязку, да так, что Михаил Терентьевич только крякнул. Сказал, что Анну он в ассистенты на операцию бы не взял — рановато, но в сестры милосердия, хоть сейчас.

— Так я и думала, — хмыкнула Анька, узрев рубашку, на которой проступило немного крови. — И что ты сегодня делал? Михаил Терентьевич строго-настрого сказал, чтобы ты раненую руку берег.

Левую руку я и на самом деле берег. И дрова таскал, прижимая правой, и воду носил только в одном ведре. Сегодня лопухнулся, когда мы с мальчишками мешок доставали. Они мне веревку кинули, чтобы помог их плоту причалить, а я, впопыхах, потянул левой рукой.

— Решил, что уже все зажило, — виновато пробормотал я, пока Аня снимала старую повязку, осматривала рану — кровит, немножко, но ничего, а потом бинтовала по новой.

Закончив работу, Аня уселась рядом со мной, слегка приобняла и тяжко вздохнула:

— Горе ты мое, Иван Александрович. Вот, сам-то посуди — если ты себя беречь не станешь, как мы-то без тебя? Батюшка твой, Ольга Николаевна? А Леночка как?

— Ну, как-нибудь, — только и ответил я. — Родителям тяжело будет, а Леночка, бог даст, погорюет, потом новую любовь найдет.

Конечно же, нужно думать, что моя невеста не отыщет себе нового жениха, станет страдать до конца своих дней, как Кончита о камергере Рязанове, но лучше не надо.

— А я как? — спросила Аня.

— В смысле — ты как? — удивился я. — Если, не дай бог, со мной что-то случится, неужели ты думаешь, что из гимназисток снова вернешься в крестьянки, из Ани в Нюшку?

— Думаешь, без тебя я твоим родителям нужна буду?

— Анька, что это на тебя нашло? — удивился я. — И родители мои тебя не оставят, и Василий Яковлевич поможет, и Милютин. Единственное, о чем прошу — замуж выскакивать не торопись, сначала образование получи.

Ну да, ну да… Кто же из девчонок кого послушает, если влюбится? Дескать — замуж не выходи. Ага, как же.

— Опять-таки, про замужество сама решай — как пойдет. Решишь, что муж-дети тебе дороже, никто тебе тут не указ. Но врач из тебя отличный получится, это уже сейчас видно, но еще лучше, если ты ученым станешь. Врач сотням поможет, а ученый — тысячам, сотням тысяч. Лекарство из плесени создашь.

— Лекарство из плесени? — отстранилась от меня Аня. — Как это?

Слава богу, ерунду не говорит. Ишь, никому она не нужна.

— Ага. Читал как-то, что еще древние люди плесенью от поноса лечились. Охотники, если их медведь или волк поранил, паутину используют — в ней тоже плесень имеется. А один ученый в средние века создал из плесени, которая на хлебе образовалась, такое лекарство, которое при гнойных заболеваниях помогало, тиф лечило, инфлюэнцу. В общем — там много чего. Жаль, ученый погиб, а секретную формулу опубликовать не успел. Вытяжку он какую-то делал, врать не стану. Сколько у нас солдат можно было бы от гангрены спасти, если бы такое лекарство иметь!

— Это не Парацельс, которым ты Михаила Терентьевича обзываешь? — заинтересовалась Анька. — Я про него кое-что в словаре нашла, только там мало.

— Нет, не он, — покачал я головой. — Про Парацельса даже я знаю, хоть и не врач, а у этого ученого даже имя забыто. Но кто помешает тебе это лекарство восстановить? Правда, для этого придется и медицину изучать, и биологию — бактерии всякие, микробы, а потом и лекарство откроешь. Я тебе даже название подарю — пенициллин.

— Ваня, а почему ты считаешь, что я что-то открою?

— А потому что ты очень умная, — парировал я. — Если ты лекарство из плесени не откроешь, откроет кто-то другой, только позже. Впрочем, — посмотрел я на Аню, — я за тебя ничего решать не могу, сама думай. Заинтересуешься — изучай биологию, микроорганизмы. Для начала, понятное дело, гимназия, потом Высшие медицинские курсы. Думаю, что с поездкой в Париж мы с батюшкой тебе поможем.

— А зачем в Париж?

— А в Париже, Анечка, работает Луи Пастер, который, если не самый, то один из лучших микробиологов в мире. Вот у него-то тебе и стоит учиться. Но это, — улыбнулся я сестренке, — не завтра, а лет через семь, а то и десять.

Аня призадумалась. Не знаю, упало ли «зерно в почву», но тут уж я ничего не смогу сделать. А девчонка, с присущим ей практицизмом, спросила:

— Давай какую-нибудь повесть