Читать книгу - "Лазоревый день. Книга первая - Игорь Вереснев"

явно не логикой. Но в глазах Русаны он оставался всего лишь Дадом, смешным человечком, плохо приспособленным к первобытному миру. И требовалось угадать не курс сквозь гиперпространство, а их судьбу. Мог ли он убедить её, что особой разницы нет?

Давид попытался. Какое-то время девушка молча смотрела на него, обдумывая услышанное. Нетерпеливо дёрнула плечом: «Что ж, оставайся». Развернулась и шагнула из-под навеса.

— Руся, что, если они попытаются тебя вернуть? — только и нашёлся, что спросить.

— Пусть попробуют! Это им дорого будет стоить.

— Ты собираешься объявить войну? Целой расе? Хозяевам этой планеты?

— Да. Лучше умереть свободной, чем жить в клетке!

Всё верно, она нашла алгоритм, наиболее приемлемый для человека в данных обстоятельствах. Ароян смотрел вслед, пока девушка не исчезла за чёрными прямоугольниками строений. Поёжился, натянул покрывало на плечи.

Он замёрз. Первый раз замёрз на этой тёплой планете.

* * *

Городок спал. Никто не пытался остановить Русану, окликнуть. Ни тебе часовых, ни патрулей. Вопиющая беспечность туземцев поражала. А в сочетании с жестокой бесцеремонностью первой встречи казалась идиотской. Она проскользнула мимо крайнего барака, ступила на дорогу. Не заблудилась в этом лабиринте! Даже подвешенная вниз головой сумела запомнить путь к бегству. Не то, что Ароян! Наверное, ничего, кроме кругов перед глазами не видел.

Мысль о том, что Давид остался у туземцев, что теперь она одна, больно кольнула сердце. Ладно, прорвёмся! Орелик гордо вскинула голову, ускорила шаг. Каждый выбирает свой путь. Не удивительно, что у трусов и героев он не совпадает.

Тянущийся по правую руку лес жил своей ночной жизнью. Чем дальше от поселения, тем громче и отчётливее сообщали о себе его обитатели: треском, шорохами, писком, хлопаньем крыльев-перепонок. Знакомые, ставшие привычными звуки не пугали. В этом лесу у двуногих прямоходящих врагов не было, лишь добыча и пища.

От голода вновь засосало под ложечкой. Русана огорчённо вздохнула: тонкий серпик луны уже спрятался за макушки деревьев. Искать что-то в такой темноте — занятие бесперспективное, а вдоль дороги пальмы-зонтики не попадались. Да и не было уверенности, что хватит сил вскарабкаться! Зато слева, за живой изгородью тянулись поля аборигенов. Наверняка там можно было найти те гадкие овощи, которыми их пичкали две недели. Гадкие, но съедобные, способные поддержать силы.

Через изгородь Русана не полезла. Она сама по себе, не нуждается ни в чьей помощи, даже невольной. Ни в ком не нуждается! Дошла до самого поворота, где заканчивались поля, и дорогу с обеих сторон обступал лес. Хотела свернуть, не замедляя шаг, но не утерпела, оглянулась. Город чёрной глыбой вырисовывался на фоне звёздного неба. Лишь одно окошко-искорка светилось под крышей дворца. Но и то, будто почувствовав взгляд девушки, мигнуло, погасло. Она была абсолютно свободна делать всё, что заблагорассудится.

Обида, мгновенно вскипев, подкатила к горлу. Обида на всех и всё, и ни на кого конкретно. Должно быть, на саму себя? На парусном корабле заметили плотик, сбросили скорость, готовясь принять потерпевших на борт. Но команда парусника, их порядки и обычаи были странными, чужими. Поэтому она не раздумывая сиганула в океан, готовая уплыть на поиски… чего?

Русана всхлипнула и, не сдерживаясь, разревелась. Села посреди дороги, посреди чужой планеты, посреди огромной Вселенной, и плакала, плакала, плакала. Она ведь всего лишь женщина, самка своего племени, имеет право рассчитывать, что хотя бы иногда кто-то сильный и мужественный снисходительно отнесётся к её капризам, успокоит, поддержит, защитит…

Только племени у неё больше нет!

Вообще-то плакать Орелик не любила. Если и делала это, то украдкой, чтобы никто не увидел. Сейчас никто и не видел. И никогда не увидит. Никто. Никогда. Этот мир вовсе не признал её своей хозяйкой. Он предоставил ей возможность сдохнуть с гордо поднятой головой.

Слёзы закончились. Продолжать сидеть посреди дороги было глупо. Русана встала и поплелась, вяло переставляя ноги, назад.

* * *

Увидев, что Русана вернулась, Давид чуть не закричал от радости, но побоялся, что любые слова буду неуместны. Единственное, что решился сделать, — обнял за плечи, когда девушка забралась под одеяло и зябко прижалась к нему. Так они и просидели до утра. Потом небо начало светлеть, сереть, голубеть. Проснулись обитатели дворца, глазастые лица с любопытством выглядывали из окошек. Снова их окружили в ожидании нового представления. Женщина, та самая, что неосмотрительно дала чужакам рыбу, принесла очередную мисочку «орче». И когда Русана, поморщившись, сунула в рот полную ложку и проглотила, толпа одобрительно захрюкала. Каша была омерзительной. Каждый раз, перекатывая во рту скользкий комок, Давид ощущал, как желудок болезненно вздрагивает. Но, с другой стороны, могло быть и хуже.

Когда миска опустела, им выдали одежду: Давиду — короткую тунику и пояс, Русане — юбку и накидку-топ. Помогли одеться и повели на площадь к центральной лестнице, той самой, что они видели в первый свой день в этом городе. Сегодня они возвращались сюда уже не пленниками — гостями. Их жизнь на Виталине сделала очередной поворот.

Часть II. Чужие небеса

Хорошо знать, что у твоего путешествия существует конец; но, в конце концов, самое главное — это само путешествие.

Урсула Ле Гуин. Левая рука тьмы.

Глава 10. Кхиры

На первый взгляд язык кхиров — самоназвание аборигенов, — был прост, даже примитивен. Никаких прилагательных, наречий, личных местоимений, только существительные и глаголы. Легко разобраться, когда речь идёт о вещах тривиальных и повседневных. Очень скоро Давид убедился, что на таком языке короткошёрстые обращаются к волосатым. И к людям. Но когда они начинали разговаривать между собой, всё менялось. Огромное количество суффиксов и префиксов, плавающие ударения и изменяющееся звучание с лихвой восполняли ограниченные размеры словаря. Вдобавок ко всему, не похожая на человеческую фонетика. Строение голосового аппарата лишило кхиров всех носовых звуков. Зато диапазон рычащих, шипящих и свистящих был заметно шире. В результате вычленить из речи корни слов оказывалось не менее трудно, чем выявить на незнакомом небосводе реперные квазары без помощи навигационной нейросети. А уж научиться объясняться, точно передавая мысли — Ароян сомневался, что когда-нибудь это получится.

Например, небо они называли «ох». Но на самом-то деле абстрактного неба не существует! Есть тёмное ночное небо «шшох», и ночное