Читать книгу - "Команда кошмара - Харитон Байконурович Мамбурин"

Второй фактор был еще круче. Эти… мегамозги хотели дать заднюю! Придурки нарожали идей и теорий заговора от «нас всех потом зачистят» до «нас хотят замарать во всем этом деле, а потом шантажировать до конца дней». Гребаный башкир, внезапно осознавший, что никто ему не даст отомстить убийце семьи, что нас ведут и за нами следят, взял это дело под свой контроль. Насколько смог. В результате Акрида и Глаз придумали гениальную идею — поднять шухер на интервью, привлечь внимание, засветиться, но… в итоге получили возможность увидеть моё личико, попав в безвыходную ситуацию. Результат? Разброд и шатание.

— Я даже не знаю, как вас назвать-то, — наконец, выдохнул я, вставая, — Слов таких в русском языке нет. Вы не смогли увидеть даже то элементарное, то, что у вас перед глазами.

— Ну просвети же меня, — вновь щербато ухмыльнулся полудурок, ранее выглядевший и ведший себя как нормальный мужик.

— Окалина Юлия Игоревна, — отчеканил я, — Призрак. Вечный человек. Один из умнейших людей на планете. Её нельзя заставить, нельзя уговорить, нельзя склонить к чему-либо насильно, сечешь? Она неуязвима и независима. И ты, Слон, всерьез полагаешь, что она, не имея гормональной системы и прочих глупостей живого организма, смогла бы влюбиться в обычного тупого подростка?

Лицо башкира приняло озадаченный вид. Это было почти смешно с его опухшим носом и ниточкой слюны, свисающей с разбитой губы.

— Я тут один? Нет. Есть еще Юля. Есть еще мой друг и сосед, с которым мы в Стакомске вместе, с первого дня. Его бабы вместе с ним. Все они плюс-минус нормальные люди. Все они здесь, со мной, под моей ответственностью. Знаешь почему, Слон? Хотя нет, плевать. Знаешь, сколько у нас там, на Коморской, трудных подростков? Ни в чем не виноватых, кроме того, что их переклинило артефактом или активацией? Знаешь, кто они? Невинные люди. Такие же как Салиновский, натворивший в свое время дел. Схватившийся за возможность реабилитации. Им, этим подросткам, не повезло иметь то, что предложили вам — бессовестным, недалеким, ненадежным, бесполезным психам. Вам был предложен шанс начать всё заново. Вы приняли его. Вы подписались. И всё обосрали. Не за хер собачий. Знаешь, сколько мальчишек и девчонок, исправившихся, перевоспитавшихся, нормальных — хотели бы оказаться на вашем месте?

Я встал и ушёл, сказав заткнувшемуся башкиру через четыре часа собрать всех, кроме Трески и моих, в комнате отдыха в нашем крыле гостиницы. Сказал, что посоветуюсь с Юлькой, доложу в штаб, а затем сообщу им решение, которое примут наверху. Как мы должны закончить наше неплодотворное и нерадостное общение таким образом, чтобы больше никто не пострадал.

Слов нет.

Шел к себе в комнату, как мешком из-за угла стукнутый. Чувство было такое, что обосрался, причем не просто, а делая сальто, из-за чего сам себя и уделал. Жидко и вонюче. Ну вот как так? Вроде не ошибался, не перегибал палку (если не считать Пашу, но там, по сути, это было единственным выходом дать ему урок, без членовредительства и «увольнения»). Не давил, пока не принуждали, честно рассчитывал, что у этого отряда хватит мозгов просто притворяться нормальными и просто выполнять простые движения!

Хотя бы!! Но нет, ядрена вошь. Психи с чувством собственного величия, психи, для которых я лишь оборзевший малолетка, психи, не верящие вообще ничему. Да я… да я им русским языком говорил! Не нравится — уходите! О чем они думали⁈ Что выйдут за дверь, а там пуля в затылок? В лучших традициях НКВД? Тогда вопрос залу! Почему бы и нет⁈ Нахрена зарабатывать себе пулю в голову через жопу из оружия с не спиленной мушкой⁈

В комнате у меня обнаружилась внезапно Палатенцо, а еще — злой как дракон Паша, испепеляющий взглядом всех, особенно феечек, сидящих на плечах у хмурой Юльки.

— Ты! — тут же нашёл виновника всех своих половых бед и большой известности Салиновский, — Тыыыы!!!

— Яяя… — раздраженно передразнив его и не обращая внимания на стиснутые кулаки своего «телохранителя», я завалился на кровать, — Успокойся, террорист хренов. И так день говно.

— Сейчас будет еще хуже! — внезапно воинственно пискнула Онахон (или Охахон?), заставляя меня недоуменно моргнуть.

— А может и нет, — подала голос Окалина-младшая, имея на лице странное и сложное выражение, — Витя, вы с мамой… наломали дров.

— Не буду отрицать, — с достоинством отозвался я, — Все наломали — и я наломал.

— Не все, — тут же сказала Юлька, поворачиваясь ко мне полубоком, — Не все. Я отстраняю тебя от командования операцией, товарищ Изотов. Теперь я отдаю приказы.

Ох-ре-неть.

Глава 12

Пойми по-сверхчеловечески

В прошлой жизни я несколько раз тратил время очень глупым образом — пытаясь объяснить подростку, что тот тратит свое время самым глупым образом. Играя, сидя за компьютером, болтая в сети, прожигая время на улице с другими оболтусами, и так далее, тому подобное. Я пытался рассказать глупо пялящемуся на меня недомерку о том, как суров и непростителен мир. Что сам по себе, что по отношению к таким молодым как он. Что просрав время сейчас, он потом обречет себя на огромные сложности в попытках поднять собственную квалификацию, или научиться чему-нибудь новому или, хотя бы… ай, да что там!

Всегда можно потратить время с пользой. Всегда. Выучить язык, подработать, получить деловой опыт, пронаблюдать настоящие взаимодействия между взрослыми людьми, а не угорать с корешами на лавке, рассматривая видюшки с котиками. Они приятны, базару нет, только вот потом, когда тебя за жопу берет жизнь, реактивно распиная между необходимостью вкалывать как осёл под кофеином, уделять внимание жене, терпеть вопли младенца, раздёргивает рассудок на тысячу мелочей для дома и семьи — вот тогда ты понимаешь, что ничему более уделить время не в состоянии. И твоя работа, на которую ты пришёл так, чтоб было чего пожевать, пока ищешь «нормальную», становится твоей пожизненной. Ты сам похоронил свои шансы — еще десять лет назад, предпочитая играть в майнкрафт или сидеть в сетевой игре.

Подростки, конечно, не слушали. Они никогда не слушают. Ошибочно предполагая, что они знают достаточно, молодые люди раз за разом бьются рогами в неподходящие двери реальности, пока… не обломают себе рога, став в итоге совершенно похожими на своих предшественников. На нас. Это, знаете, такая дорога, которую можно пройти только самому. Процесс обретения мозгов через нужду, п*здюля и погнутую в нужный шаблон картину мира.

Так вот, у меня оказалась вторая молодость. Причем, после того как мне вставили мозги на место, оказалось, что молодость не только у меня, но и у моей будущей тещи.

Знаете, что мы с Неллой Аркадьевной забыли напрочь? Как те подростки?

Простую, даже элементарную вещь. Советские граждане, даже такие больные, глупые, психованные и неуравновешенные, как в моей команде… всё равно очень предосудительно относятся к убийству. Это вообще, как бы, совершенно нормально, понимаете? Нормально не воспринимать пацана в металлической маске, ведущего себя отстраненно и скупо. И со смешной прической. Нормально подозревать, что раз власти втянули их в такое мутное дело, то и вытянуть могут вперед ногами. Нормально заблуждаться и делать глупости, если ты до этого пару лет не видел свободы и неба не в клетку…

Я во всей этой провальной ситуации не мог ничего. Не знал, что сказать, сделать, придумать. Не умею, чего уж там. Мне, как и любому подростку, эти знания были просто не нужны. Дотащить кучку психов до нужной точки, выбрать двоих, выехать на место, придумать, как их использовать, исполнить цели, отойти на запланированные позиции, составить рапорт, двигаться дальше. От подчиненных требуется только подчиняться. За это им положена огромная награда. Они согласились на это.

Где я не прав? А оказалось, что везде.

— Быстрее! — рычу я, — Резче! Вы меня убить собираетесь или что⁈ Глаз, ты не Глаз, ты жопа с ушами! Попасть по неподвижному человеку палкой не можешь⁈ Бери пример с Акриды! А. Нет, не бери. Даже спрашивать не буду, как так вышло. Снова! Поднялись! Вместе! Ну!

Мы собрались в небольшой, но достаточно просторной беседке позади гостиницы. Меня пытаются достать подручными средствами двое пораженных экспатией людей. Получается у них просто отвратительно. Что писательница, что художник, несмотря на весь