Читать книгу - "Раненые звезды - Сергей Котов"

– Послушай, – сказал я, натягивая рабочий комбинезон, – давно хотел спросить. Каждый раз почему-то забывал.

– Слушаю тебя, Гриша, – ответила Катя, вздохнув.

– То существо, – начал я, – ну, из леса. У которого я тюрвинг нашел. Что с ним? И кто это? Что он там делал?

Катя еще раз вздохнула, но промолчала, глядя на меня большими и честными глазами. До того, как мы вышли из здания, она не проронила ни слова.

– У нас три минуты, – заговорила она, когда мы отошли от корпуса метров на пятьдесят, – тут слепая зона, нас не прослушивают. И на будущее: никогда не забывай, что ты под колпаком. Каждое слово, каждый взгляд и жест, все записывается. Согласно договоренности, тот пришелец достался России. Достоверной информации о нем у нас нет, только предположения. Да это и не так важно. А теперь слушай внимательно: если почувствуешь что-то необычное – что угодно, немедленно останавливай испытание. Аварийный маяк вмонтирован в рукоятку под правой перчаткой. Тебе могут «забыть» о нем сказать во время инструктажа. Но помни – я рядом, и я прослежу, чтобы все сработало корректно.

– На меня могут покушаться? – спросил я шепотом.

– Не в этом дело, – ответила Катя. – Просто будь готов к любым неожиданностям. Все, теперь тихо, выходим из зоны.

Я промолчал.

– В общем, старт по плану через пару недель, – сказал Катя вслух, совершенно другим тоном, – думаю, ты будешь готов. Не пренебрегай теорией, слушай инструкторов.

– Само собой, – ответил я, подыгрывая.

– Вот и отлично, – кивнула Катя, – я останусь до конца теста. Потом вместе позавтракаем.

– Ты не завтракала? – спросил я, изобразив возмущение.

– Так же, как и ты, – кивнула Катя, – но тебе нельзя, а я просто не успела. Самолет сел в Чкаловском, тут рукой подать – но полет задержался минут на тридцать. Встречный ветер. Стихия, что поделать.

Так, разговаривая, мы дошли до корпуса с центрифугой. В стеклянных дверях нас уже ждали: пара врачей – кураторов, начальник установки, и руководитель центра подготовки космонавтов. С нами вежливо поздоровались, после чего меня позвали на инструктаж.

 В течение следующего часа меня облачили в специальный противоперегрузочный костюм, полностью аналогичный тому, который будет использован при реальном старте. Интересная штуковина, этот костюм: по сути, сетка из сообщающихся гидравлических трубок, в которые при необходимости под давлением подается раствор. Когда это происходит, костюм начинает давить в нужных местах, не давая крови повреждать периферические сосуды, и слишком сильно скапливаться в точках соприкосновения с поверхностями.

Вопреки Катиным опасениям, мне рассказали всё о системе аварийной остановки, и объяснили, как себя вести, если почувствую, что теряю сознание. Предупредили только, что инерция центрифуги не позволит остановиться мгновенно; и даже после аварийной остановки она несколько минут будет сбрасывать обороты, прежде чем у врачей появится доступ к испытуемому. То есть, ко мне.

Сама центрифуга впечатляла. Меня, в полном облачении, облепленного датчиками так, что я чувствовал себя новогодней ёлкой в украшениях, провели на посадочный мостик. Он находился на уровне третьего этажа. Было что-то неземное в огромной толстенной мачте, на которой была закреплена кабина, хотя сама установка была предназначена только для имитации условий полета.

– Впечатляет, да? – спросил один из техников, который контролировал работу телеметрии, седоусый мужик лет пятидесяти, – я вот до сих пор восхищаюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Медик, который пришел на мостик вместе с нами, строго посмотрел на него, и мужик, смутившись, отвел взгляд.

– Конечно, – ответил я, – крутая штуковина. А где сам мотор? Какая тут передача? Редуктор внизу, да?

– Нет, – обрадовавшись моим вопросам, снова заговорил техник, – мачта закреплена непосредственно на роторе. Прямой привод. А сам движок – это еще два этажа вниз, под землю. Вот морока была, когда его монтировали!

– Могу себе представить…

Медик распахнул гермодверь кабины, и сделал приглашающий жест. Я двинулся вперед. Кабина показалась мне ужасающе маленькой, почти детской. Внутри был жесткий ложемент-кресло, похожий на металлическую ванночку.  Сопровождающие помогли мне занять правильную позу, подключили все разъемы на костюме. Потом врач показал большой палец, и вопросительно указал на люк. Я кивнул, и показал большой палец в ответ.

Крышка люка опустилась. Изнутри она показалась мне удивительно массивной, как у батискафа. Я обнаружил, что едва могу шевелить конечностями, настолько плотно прилегал костюм к стенкам испытательной камеры. «Тесно, как в гробу», – совершенно ни к месту подумал я.

– Тут жарковато, – сказал я, – можно как-то вентиляцию наладить? – мой голос звучал как-то жалко, и совсем не убедительно.

«А что, если эту дверь заклинит? – меня донимали непрошенные мысли, – меня смогут выпилить отсюда? А если нет? Вон, дверь вплотную к ногам прилегает…»

Усилием воли, я заставил себя не думать.

«Старт через тридцать секунд, – раздался в шлемофоне механический голос; я даже не смог определить, кто именно говорит, – кислородная система, и система охлаждения заработают на старте. Начинаю обратный отсчет. Двадцать… девятнадцать… восемнадцать…»

«Значит, сейчас кислород не поступает?» – я почувствовал, как сердце зачастило, и стало тяжело дышать. «А что, если дыхательная система не заработает? А центрифугу остановить не успеют? Я же задохнусь!»

Не обращая внимание на отсчет, я попробовал слегка пошевелиться, просто чтобы убедиться, что по-прежнему контролирую свое тело. Но тут послышался низкий гул, проникающий вглубь, до самых костей. Меня ощутимо вдавило в кресло.

Почему-то включение машины меня успокоило. Да, перегрузки росли, да на грудь давило все сильнее – но это как раз и значило, что все идет нормально, так, как надо.

– Два же, – раздалось в шлемофоне, – Григорий, как себя чувствуете?

– Нормально, – ответил я, стараясь, чтобы голос звучал солиднее, – терпимо вполне.

– Идем до трех, и для первого прогона будет достаточно, – продолжал голос, – если будут изменения в состоянии – сообщайте.