Читать книгу - "Весь Роберт Джордан в одном томе - Роберт Джордан"

глубине его сознания смеется над ним. Кто-то жестокий. Не Темный, нет. Перрину этого бы очень хотелось. Но это не Темный, это был он сам.

На этот раз Илайас нарушил свое правило касательно костров. Деревьев здесь не было, но он наломал сухих веток с кустов и разжег костер на огромной скальной глыбе, торчащей на склоне холма. По наслоениям сажи, которой был запачкан скол камня, Перрин заключил, что этой стоянкой, должно быть, пользовались многие поколения путешественников. Часть большой скалы, выдающаяся над ее основанием, была как-то скруглена, с трещиной на одной стороне, где неровную поверхность покрывал мох, старый и бурый. Желобки и выемки в округлой части камня, выветрившиеся за многие годы, показались Перрину необычными, но он был слишком поглощен унынием, чтобы думать о них. Однако Эгвейн, пока ела, внимательно изучала их.

— Вот это, — сказала она наконец, — с виду совсем как глаз.

Перрин моргнул — камень и вправду походил на глаз, даже под слоями сажи и копоти.

— Глаз и есть, — сказал Илайас. Он сидел спиной к костру и к скале, разглядывая окружающую местность и жуя полоску сушеного мяса, по жесткости не уступавшего подметке. — Глаз Артура Ястребиного Крыла. Глаз самого Верховного Короля. Вот к чему в итоге пришли его держава и его слава.

Он произнес это рассеянным тоном. Он даже жевал рассеянно: взгляд Илайаса и все внимание притягивали холмы.

— Артур Ястребиное Крыло! — воскликнула Эгвейн. — Вы меня разыгрываете. Да это вообще не глаз. С чего бы кому-то в голову взбрело вырезать глаз Артура Ястребиного Крыла вон там, на скале?

Илайас покосился через плечо на девушку, ворча:

— Чему вообще вас, деревенских щенят, учат?

Он хмыкнул и, выпрямившись, опять вернулся к наблюдению за холмами, но продолжил:

— Артур Пейндраг Танриал, Артур Ястребиное Крыло, Верховный Король, объединивший все земли от Великого Запустения до Моря Штормов, от Океана Арит до Айильской Пустыни, и даже кое-какие за Пустыней. Он даже послал войска по ту сторону Океана Арит. Предания гласят, что он правил всем миром, но и того, чем он и в самом деле правил, хватило бы любому человеку и без преданий. И он установил на земле мир и правосудие.

— Все равны перед законом, — произнесла Эгвейн, — и ни один человек да не поднимет руку на другого.

— Значит, сказания вы все-таки слышали, — усмехнулся Илайас сухо. — Артур Ястребиное Крыло установил мир и правосудие, но вершил он его огнем и мечом. Ребенок мог проскакать верхом от Океана Арит до Хребта Мира с мешком золота, не испытывая ни капли страха, но суд Верховного Короля был таким же безжалостным, как та скала, для любого, кто посмел бы усомниться в его власти даже просто своим существованием, или для тех, о ком лишь думали, что они станут вызовом ему. У простого люда был мир, и правосудие, и набитое брюхо, но он двадцать лет осаждал Тар Валон и назначил цену в тысячу золотых крон за голову каждой Айз Седай.

— Я думала, вы Айз Седай недолюбливаете, — сказала Эгвейн.

Илайас скривил губы в улыбке.

— Неважно, что я люблю и не люблю, девочка. Артур Ястребиное Крыло был гордым глупцом. Целительница Айз Седай спасла бы его, когда он заболел — или, как говорят некоторые, был отравлен, — но все Айз Седай, еще остававшиеся в живых, были загнаны в Сияющие Стены и всю свою Силу использовали на то, чтобы сдержать войско, от бивачных костров которого ночью стало светло как днем. Да он в любом бы случае не позволил Айз Седай приблизиться к себе. Айз Седай он ненавидел так же сильно, как и Темного.

Рот Эгвейн сжался, но когда она заговорила, то сказала лишь:

— Так какое все эти слова имеют отношение к тому, глаз это Артура Ястребиного Крыла или нет?

— Самое прямое, девочка. И вот воцарился мир, не считая происходящего за Океаном; народ радостно приветствовал его, куда бы он ни пришел, — видишь ли, люди и в самом деле любили его; при всем том человеком Король был суровым, но никогда не проявлял свою жестокость с простым народом, — ну вот он и решил, что самое время построить для себя столицу. Новый город, не связанный в памяти людской ни с какими старыми деяниями, или распрями, или соперничеством. Здесь он и стал возводить ее, в самом центре страны, ограниченной зорями, Пустыней и Запустением. Здесь, куда ни одна Айз Седай никогда не придет по доброй воле и где, окажись она тут, не сможет воспользоваться Силой. Столица, из рук которой однажды все страны получили бы мир и правосудие. Когда было провозглашено о строительстве столицы, простой люд пожертвовал достаточно денег, чтобы воздвигнуть Королю памятник. Большинство людей взирало на него как на стоящего лишь ступенькой ниже Создателя. Чуть ниже. За пять лет памятник высекли и установили. Статуя самого Ястребиного Крыла в сотню раз выше человека. Ее поставили вот здесь, и вокруг нее должен был встать город.

— Тут же нет и не было никакого города, — насмешливо заметила Эгвейн. — Если б он был, от него что-нибудь да осталось бы. Хоть что-то.

— И в самом деле не было. Артур Ястребиное Крыло умер в тот самый день, когда статуя была завершена, а его сыновья и остальные родичи сражались за то, кто из них воссядет на трон Ястребиного Крыла. Одиноко возвышалась статуя посреди этих холмов. Сыновья, племянники, кузены Короля умерли, и последние из рода Ястребиного Крыла сгинули с лика земли, — не считая, может, тех, кто отправился через Океан Арит. Были те, кто, если б мог, стер бы даже саму память о нем. Книги сжигались только из-за того, что в них упоминалось его имя. Под конец от него не осталось ничего, кроме сказаний, причем по большей части — неверных. Вот к чему пришла его слава.

Разумеется, сражения не прекратились из-за того, что Ястребиное Крыло и его родичи умерли. Ведь еще оставался трон, за который стоило сражаться и который нужно завоевать, и всякий лорд и леди, кто мог набрать солдат, стремились заполучить его. Таким было начало Войны Ста Лет. На самом деле длилась она сто двадцать три года, и правду о большей части событий той поры унесло вместе с дымом пылающих городов. Многие захватили часть страны, но никто не захватил всю ее целиком, и в какой-то из этих годов статуя была повержена. Может быть, они не вынесли сравнения себя с ним.

— Сначала вы говорили так, будто презираете его, — сказала Эгвейн, — а теперь —