Читать книгу - "Орион и завоеватель - Бен Бова"

– Не сумели, – согласился Аристотель. – Ну, что значит полтора века для человечества? И даже тысяча лет? Я говорю об истории, Орион, о приливах и отливах человеческих свершений, которые занимают тысячи лет. Персы могут позволить себе проявлять терпение; колоссальная и беспредельно богатая держава неторопливо, по зернышку, перетирает нас. Персы заплатили Спарте, чтобы та победила Афины, а когда спартанцы сделались слишком могущественными, озолотили Фивы, чтобы те победили лакедемонян.

– А теперь подстрекают Афины и Фивы к войне против нас, – сказал я.

– Именно. Каждый год понемногу подтачивает наши силы, каждое новое поколение становится слабее прежнего. Когда-нибудь греки ослабеют настолько, что персы завоюют, поглотят нашу страну.

– Если мы не покорим сперва их державу сейчас.

– Совершенно верно, – отвечал Аристотель. – Греки и персы не могут мирно соседствовать. Кто-то должен победить: или мы, или они. Третьего не дано.

– Ты в этом уверен?

Аристотель торжественно наклонил голову:

– Именно для этого я и воспитывал Александра… чтобы он покорил мир.

Чтобы он покорил мир?

Быть может, Аристотель и дал царевичу воспитание, достойное завоевателя Персидского царства, что в глазах ученого было равнозначно покорению мира, но Александр может победить персов лишь силами объединенной Греции, и только Филипп способен собрать все греческие государства под рукой Македонии. И при этом Олимпиада преднамеренно стремится восстановить Александра против отца.

– Почему, – спросил я у царицы, когда она в очередной раз призвала меня на свое ложе, – почему ты все время стараешься заставить Александра возненавидеть Филиппа?

– Орион, ты задаешь слишком много вопросов. – Олимпиада лениво обвила рукой мою шею.

Я провел большим пальцем по ее очаровательному горлу.

– Я хочу знать.

Глаза ее расширились.

– Ты смеешь угрожать мне?

– Говори, – шепнул я, слегка сдавливая ее гортань.

Один из питонов царицы скользнул мне на спину. Я прижался к Олимпиаде.

– Твоему удаву придется раздавить нас обоих.

Возле моего лица зашипела гадюка.

– Яд действует не мгновенно, я успею сломать тебе шею, – шепнул я.

Глаза царицы сверкнули змеиным блеском. И тут мне показалось, что из этих зеленых как яшма глаз на меня смотрит совсем иная особа.

– Мне еще не приходилось умирать, Орион. На что это похоже?

Должно быть, я улыбнулся, так как она сказала:

– О, ты ведь умирал несчетное число раз. Или ты не помнишь? Нет, куда тебе.

Одно слово всплыло в моей памяти. Имя. Осирис. Улыбка моя сделалась шире.

– Да, Осирис. Бог, который осенью умирает, а весной возрождается. Орион, ты был им в другой жизни. И Прометеем. Ты помнишь своих собратьев?

– В ледниковый период, – смутно припомнил я битву на снежных просторах в несказанно далекие времена. – Там была Аня.

– А умирать интересно? – спросила Олимпиада-Гера. Пальцы мои ощутили, как зачастил пульс на ее горле. – Это волнует?

При всем своем старании я не мог "припомнить ничего определенного о своих ранних воплощениях. И тут я понял, что происходит.

– Ты играешь со мной, – проговорил я. – Играешь с моим рассудком.

Но мысли Геры по-прежнему были обращены к смерти.

– Скажи мне, Орион, какова смерть? На что похоже это самое опасное в жизни приключение?

Я вспомнил свое падение по бесконечному жерлу шахты в расплавленные недра земли… Вспомнил когти пещерного медведя, раздиравшего мое тело на части…

– Главное – это боль, – сказал я. – Все мои смерти были мучительны.

– А потом все начинается сначала: новая жизнь, потом новая смерть. Какое это имеет значение?

Она стала Герой и не изображала больше колдунью-Олимпиаду. Сбросив личину, она явила мне облик богини, одной из творцов. Подперев голову рукой, согнутой в локте, Гера царапнула красным ногтем по моей груди:

– В чем дело, тварь? Только не говори мне, что ты устал от жизни.

– Зачем я живу?

– Зачем? – Она расхохоталась. – Чтобы служить тем, кто тебя сотворил. В этом смысл твоей жизни. Исполняй мою волю.

Я смотрел на темный потолок, стараясь не видеть ее, и спросил:

– И какова же она?

– Проследишь, чтобы юный сорвиголова царевич Александр протянул свою руку как можно дальше.

– Твой сын?

– Сын Олимпиады, – поправила она.

– А каково было тебе рожать? – осведомился я.

– Не знаю, – отвечала она надменно. – В этом я не участвовала. Мне и в голову не пришло становиться настолько женщиной.

– Итак… – я помедлил, отыскивая слова, – ты обитаешь в теле Олимпиады, лишь когда хочешь?

Снова зазвучал презрительный смех:

– И не старайся понять тех, кто выше тебя, Орион. Мы – иные.

– Кто это – мы?

– Творцы. Твой рассудок не в состоянии осознать, насколько велика наша мощь, не стоит даже пытаться. – Потом Гера прижалась ко мне и повела рукой по животу, опуская ее все ниже и ниже. – Твое дело исполнять мои желания, тварь.

– В постели это сделать достаточно просто, – отозвался я, все еще не глядя на нее. Я смирил в себе желание, стремясь узнать побольше. – Что мне делать с Александром и Филиппом?

– Служи Филиппу как подобает, – сказала она. – Защищай Александра, как ты защищал его в Афинах. И жди.

– Ждать? Чего?

– Никаких вопросов, – пробормотала она.

– Есть еще один. Зачем ты подослала убийц к Александру?

Я ощутил, как она вздрогнула.

– Как ты?.. – Гера, утратив на мгновение дар речи, осеклась и посмотрела на меня. Наконец я услышал иронический смешок. – Итак, жалкая тварь проявила некоторый интеллект.

– Смерть Александра не сулила никому выгоды, – рассуждал я. – А вот то, что я спас царевича, кое-кому сулит преимущества.

– Я хотела, чтобы Александр доверился тебе. Выезжая в Афины, он считал тебя человеком отца. А теперь он знает, что обязан тебе жизнью.

– Едва ли он так думает.

– Я знаю, что он думает, лучше, чем ты, Орион, – отвечала она. – Александр теперь доверяет тебе.

И вновь я спросил:

– Так почему же ты?..

– Я сказала – никаких вопросов! – Гера припала ко мне, гибкая, словно одна из ее змей, а в глазах богини пылала страсть женщины… И нечто большее.