Читать книгу - "Самое сильное заклятье - Лайон Спрэг де Камп"

Он переваривал полученную информацию, когда его внимание привлек шум в лагере – несколько охранников, особо не церемонясь, швырнули наземь узника в богатой готской одежде. Пэдуэй узнал Теодегискеля, сына короля. Это было интересно. Мартин кинул последний взгляд на заводь и торопливо спустился по лестнице.

Теодегискель сидел на корточках, привалившись спиной к стене, помятый и исцарапанный; под его глазами красовались огромные синяки. Римские патриции, перешептывающиеся в отдалении, поглядывали на него с язвительными ухмылками.

– А, это ты, – пробормотал Теодегискель, подняв голову. Его самоуверенность стала улетучиваться, словно воздух из проколотого баллона.

– Вот уж кого не ожидал здесь увидеть, – сказал Пэдуэй. – Похоже, тебе несладко пришлось.

– Э-э… – Теодегискель болезненно поморщился, ощупывая тело. – Попались те самые солдаты, которых мы предали бичеванию за то, что нас арестовали… – Неожиданно он улыбнулся, сверкнув сломанным передним зубом. – Впрочем, я на их месте поступил бы так же. Вот уж чего у меня не отнять – всегда понимаю чужую точку зрения.

– За что тебя взяли?

– Ты не слышал? Я больше не сын короля. Точнее, мой старик больше не король. Совет сместил его и избрал этого кретина Виттигиса. А тот, естественно, на всякий случай приказал меня арестовать.

– Ай-ай-ай, как плохо.

Теодегискель снова болезненно скривился.

– Только не делай вид, будто тебе меня жаль, – я не такой осел. Но, может, ты подскажешь, как здесь жить – чего ожидать от стражи, кому дать взятку…

Пэдуэй, исходя из собственного опыта, проинструктировал молодого человека, а затем спросил:

– Где сейчас Теодохад?

– Не знаю. Последнее, что я слышал, – он собирался в Тиволи, с глаз долой да подальше от шума. Однако на следующей неделе должен приехать сюда – тут у него какое-то литературное исследование.

Суммировав свои знания из истории этого периода и то, что удалось выведать, Пэдуэй составил довольно ясную картину событий. Теодохада с трона сбросили. Новый король, Виттигис, попытается организовать упорное сопротивление. Результат для Италии будет катастрофический, хуже, чем безоговорочная сдача. Безмозглый Виттигис не сможет победить войска Империи. И начнет военную кампанию с фатальной ошибки – уведет армию в Равенну, оставив Рим под защитой слабого гарнизона.

Но и Византия одержит победу лишь после долгих лет разрушительной войны, буквально стерев классическую цивилизацию с лица земли. Так что же делать?

Пэдуэй никому не отдавал предпочтения: ни готы, ни Империя не могли обеспечить спокойную жизнь. Его сердцу были близки либеральный капитализм или социалистическая демократия, но Мартин сомневался, что какая-либо из этих систем могла бы существовать в шестом веке.

Если готы были ленивы и невежественны, то греки были жадны и корыстны. Однако выбирать не приходилось. Итальянцы были слишком кротки, чтобы жить независимо, и Мартин прекрасно это осознавал.

В сущности, правление готов ничего дурного не принесло. Более того, они насаждали терпимость в людях, чьи представления о свободе сводились к свободе вешать, топить или сжигать членов любой веры, кроме своей собственной. Кроме того, готы относились к теплому полуострову как к райскому уголку, милому приюту, который должно оберегать и сохранять. Подобного просвещенного отношения трудно было ожидать от франкских Меровингов или ненасытных грабителей Юстиниана.

Значит, идеальное решение – быстрая победа готов. Как им помочь? Если бы король прислушался к его советам… Увы, с Виттигисом, упрямым и тупым как бык, каши не сваришь. Другое дело – старый, витающий в облаках Теодохад…

У Пэдуэя начал созревать план.

Когда вновь пришел Томасус, Мартин обратился к нему с просьбой:

– Мне нужны свечи и несколько фунтов серы, смешанной с оливковым маслом так, чтобы получилась густая вязкая масса. И сорок футов прочной веревки. Ты не поверишь, но идею мне подала наша сладострастная Джулия. Помнишь, как она вела себя, когда я окуривал дом?

– Послушай, Мартинус, сейчас ты по крайней мере в безопасности. Так зачем лезть на рожон с какими-то безумными планами бегства?

– Не сегодня завтра совет готов завершиться. К тому времени мне надо быть на свободе.

– Послушайте его! Вы только послушайте! Думаете, он обращает внимание на советы своего лучшего друга? Нет! Он собирается удрать из лагеря, получить, скорее всего, стрелу в печенку, а потом активно заняться готской политикой! Вы слышали вообще что-нибудь подобное?! Мартинус, я надеюсь, ты не вбил себе в голову какую-нибудь дикую идею – например, стать королем готов? Потому что тебя не изберут. Для начала надо…

– Знаю, – ухмыльнулся Пэдуэй. – Надо принадлежать к благородному семейству Амалов. Вот я и тороплюсь отсюда выбраться. Ты ведь хочешь спасти мое дело и вернуть свои займы, правда?

– Каким чудом я пронесу то, что тебе требуется? Стражники следят очень внимательно.

– Серу принеси в коробочке на дне корзины с едой. Если ее откроют, скажи, что это лекарство, прописанное доктором. Кстати, договорись заранее с Веккосом. А веревку… Придумал! Ступай к моему портному и купи такой же зеленый плащ, как у меня. Пусть вставит ее в подол. В лагере положишь свой плащ рядом с моим, и мы поменяемся.

– Мартинус, это чистое безумие! Меня наверняка схватят, и что тогда будет с моей семьей? Нет, лучше послушай моего совета. Я не могу рисковать невинными людьми! Когда надо прийти с веревкой и всем прочим?

Ранним солнечным утром Пэдуэй сидел на аврелианской стене и усиленно делал вид, что любуется гробницей Адриана у реки. Специально приставленный стражник, некий Эйюльф, заглядывал ему через плечо. Мартин ценил интерес Эйюльфа, но его страшно раздражала длинная борода гота. Трудно подобрать верный оттенок краски, если по спине елозит что-то колючее и жесткое.

– Вот, – объяснил Пэдуэй на ломаном готском. – Я вытягиваю кисть вперед и как бы сквозь нее смотрю на изображаемый предмет, большим пальцем отмечая на кисти его кажущуюся длину и высоту. Таким образом я соблюдаю правильные пропорции.

– Понятно, – сказал Эйюльф на отвратительной латыни: оба решили поупражняться в языках. – Однако если ты хочешь нарисовать очень маленькую картину – как она называется?.. – тогда замеры на кисти будут чересчур велики, верно?

Эйюльф был вовсе не глуп для лагерного охранника.

На самом деле внимание Пэдуэя занимала отнюдь не гробница. Он исподтишка наблюдал за стражей и своим скудным имуществом. Все узники делали это – по понятным причинам. Но у Мартина был особый интерес. Он с нетерпением ждал, когда сработает его адская машинка, то есть когда свеча, спрятанная в корзине для еды, догорит до слоя серы. И время от времени украдкой бросал взгляды на покрытый лилиями пруд у реки.

Эйюльфу между тем надоело следить за изобразительным процессом. Он отошел в сторону, присел на стульчик, достал свой излюбленный инструмент, похожий на флейту, и начал выдавливать из него тихие жалобные звуки. Получалось очень похоже на тоскливый вой заблудившегося в бочке призрака. От подобной музыки у Пэдуэя неизменно ползли по спине мурашки, но он слишком ценил доброе отношение стражника, чтобы позволить себе протестовать.