Читать книгу - "Час Предназначения - Джеймс Алан Гарднер"

К тому времени, когда я заметил каноэ, Дорр уже увидела меня на дереве, наши взгляды встретились. Лицо ее было лишено какого-либо выражения, и губы даже не шевельнулись – она не собиралась сообщать Хакуру о моем присутствии. Я надеялся, что успею спрыгнуть на землю, оставшись незамеченным, но, видимо, остатков зрения Хакура было достаточно, чтобы разглядеть мой силуэт на фоне светлеющего неба.

– Кто там, на дереве? – прошипел он.

Дорр не ответила. Пришлось сообщить о себе:

– Это я, Фуллин!

– Что ты там делаешь?

– Смотрю, не наступил ли уже рассвет.

– И как, наступил?

– Да. – На самом деле я не мог различить ни одного отблеска солнечных лучей на глади Мать-Озера, но решил не уточнять. Если солнце не взошло – значит, я снова нарушаю свое уединение, общаясь с другими; следовательно, солнце уже взошло.

– Спускайся, – велел Хакур. – Надо поговорить.

Мне это не понравилось – разговоры со служителем никогда не сулили ничего хорошего. С другой стороны, у меня не было выбора. Медленно, стараясь изображать чрезмерную осмотрительность, я спускался с ветки на ветку – хотя на самом деле лишь тянул время, – пока мои ноги не коснулись земли. К этому моменту Дорр уже уткнула нос каноэ в отмель и помогала деду выбраться из него.

– Итак, парень, значит, ты сидел на дереве? – Хакур ковылял ко мне. – Чтобы посмотреть, не рассвело ли уже?

– Да.

– Женщина! – рявкнул он, обращаясь к Дорр. – Иди займись чем-нибудь полезным. Тебе ведь нужны травы для красок? Вот и пойди пособирай. И не торопись возвращаться.

Дорр ничего не сказала, лишь бесшумно скользнула в ближайшие тростники и исчезла. Старик некоторое время смотрел ей вслед, потом повернулся ко мне.

– В мой День Предназначения я тоже забирался на дерево… чтобы посмотреть, не наступил ли рассвет.

Кто-нибудь другой мог бы сказать это с дружеской ностальгической улыбкой. Хакур не улыбался, но его шипящий голос звучал не столь ядовито, как обычно. Это меня обеспокоило – старый змей явно что-то замышлял в отношении меня.

Помолчав, он заявил:

– Отведи меня к лодке.

Я с удивлением взглянул на протянутую костлявую ладонь и, поколебавшись, позволил ему взять меня под руку, так, как он обычно ходил с внучкой. По-моему, прежде он ко мне не прикасался – служитель предпочитал обращаться за помощью к людям поважнее, вроде мэра, или к ничего не значащим, как собственная внучка. Но сейчас мы были посреди болота. Если старик нуждался в помощи, выбор у него был невелик.

Хватка его оказалась крепкой, и он тяжело опирался на меня – хотя весил не так уж и много для того, чтобы всерьез обременять. Хакур был примерно такого же возраста, как и мой приемный отец, но выглядел на несколько десятков лет старше – сморщенный, костлявый и сгорбленный. От него пахло старостью, смесью застарелого пота и мочи, пропитавшей его одежду. Пока мы шли к каноэ, я слышал, как каждые несколько шагов стучат его зубы, словно он до сих пор пережевывал завтрак.

– Итак, – сказал он, – твоя Каппи собирается стать жрицей.

– Она не моя, – поспешил я возразить. – У меня нет над ней никакой власти.

– Верно! – Хакур понимающе толкнул меня локтем. – Она всего лишь женщина, с которой ты живешь, так, парень? Она просто женщина твоего возраста, так что вполне естественно, что вы с ней… вместе. Но что кроме того? – В горле у него заскрежетало. – Сомневаюсь, что у тебя есть к ней какие-либо чувства.

Старый змей настолько подчеркнул слово «чувства», что я стиснул зубы. Чего он хотел – чтобы я согласился с тем, что она для меня ничего не значит? Даже если я и перерос Каппи, настоящий мужчина не станет говорить о женщине так, словно она для него лишь приставший к подошве комок грязи. Я не мог сказать Хакуру, что Каппи для меня – никто, независимо от того, было это правдой или нет. Но служитель Патриарха ждал моего ответа – что я скажу о ней что-нибудь плохое.

– Есть чувства, и есть чувства, – осторожно сказал я. – Зависит от того, что ты имеешь в виду.

На этот раз Хакур действительно улыбнулся – насколько позволяло его сморщенное лицо. Протянув свободную руку, он почти нежно погладил меня по запястью.

– А ты ведь хорек, парень.

Его большой палец неожиданно вонзился между моими большим и указательным пальцами, как раз в то место, где есть болевая точка, о которой старик хорошо знал.

– А ведь ты хорек, – повторил он.

– Что ты имеешь в виду…

Старик снова надавил пальцем, и боль заставила меня замолчать.

– Я имею в виду, что если было бы нужно, ты убил бы свою мать. – Он ослабил давление и зловеще ухмыльнулся, показав желтые неровные зубы. – Ты – хорек, и в том или ином смысле весь остальной мир для тебя лишь мясо.

Он был не прав, но я счел разумным попридержать язык и ничего не ответил.

Некоторое время Хакур изучал меня своими водянистыми глазами, затем тихо хихикнул.

– Погляди в лодку, парень.

Мы как раз подошли к краю отмели, где каноэ уткнулось носом в ил. Посреди лодки лежала потертая позолоченная шкатулка с Рукой Патриарха.

«И что теперь? – подумал я. – Неужели старый змей хочет, чтобы я принес еще одну клятву?»

Хакур отпустил мою руку.

– Возьми ее, – сказал он, подталкивая меня к каноэ.

Недоверчиво хмыкнув, я взялся за бронзовую ручку у ближнего края шкатулки. Потянув ее, я понял, что шкатулка достаточно тяжелая; потребовалось немалое усилие, чтобы вытащить ее из каноэ.

Между тем старик достал из-под переднего сиденья коврик – вероятно, одно из творений Дорр, но слишком грязный, чтобы можно было точно это определить. Я заметил, что руки у Хакура не дрожали – служитель Патриарха выглядел дряхлым и немощным лишь тогда, когда это отвечало его намерениям. Встряхнув ковер, он развернул его и расстелил на земле.

– Поставь сюда шкатулку, – велел он. – Осторожнее.

Я обиженно посмотрел на него. Неужели старик думал, будто я стану рисковать величайшей ценностью нашего поселка? Но… лучше промолчать. Присев, я поставил тяжелую шкатулку на ковер.

– Готово, – сказал я. – И что…

– Тихо! – прервал он меня. – Тебе предстоит кое-что узнать.

Служитель опустился на колени, медленно и осторожно, словно старый пес, укладывающийся возле огня. Несколько мгновений он просто стоял, поглаживая пальцами потускневшую золоченую поверхность. Потом поднял крышку, и в свете зари я увидел мумифицированную руку. Мне показалась, что она меньше, чем тогда, ночью, кожа была грубой и сморщенной.

– Ты знаешь, что это? – спросил Хакур.