Читать книгу - "Особый отдел и пепел ковчега - Николай Чадович"

Руководствуясь этим иезуитским принципом, Кондаков и Цимбаларь выбрали для визита на Воскресенское кладбище тот ранний час, когда трудящаяся публика, мучимая последствиями вчерашних излишеств, ещё только собирается поправить здоровье, а потому представляет собой столь же легкую добычу, как токующий глухарь или линяющая гадюка.

Пока Цимбаларь держал под неусыпным надзором всю кладбищенскую братию, ожидавшую наряда на работу. Кондаков беседовал в конторе с директором. Когда они вышли наружу, Кондаков был подозрительно весел, а директор, наоборот, хмур.

Оглядев своё разномастное воинство, даже и не подумавшее при этом встать, он тоном, не обещавшим ничего хорошего, осведомился:

– Кто бригадирствовал в девяносто восьмом году?

– Да вроде бы я, – с кучи досок неохотно поднялся работяга, шею которого украшала толстенная золотая цепь.

– Стало быть, Шлямин… – заранее кривясь, молвил директор. – Тогда всё ясно… Это ты ставил памятник маршалу Востроухову?

– Дайте припомнить… Вы имеете в виду стелу из итальянского габбро с бронзовым барельефом?

– Именно.

– Ну я. – Шлямин кивнул и почему-то снял шапку.

– С кем?

– С Никишиным, как всегда.

– А где он?

– Да тут, недалече. – Шлямин оглянулся куда-то себе за спину.

– Опять опаздывает?

– Никак нет. Мы его год назад в бесхозную могилу подхоронили. С разрешения вашего предшественника господина Айрапетянца.

– Действительно… Как я мог забыть… – Если директор и смутился, то лишь на самую малость. – Слушай сюда, Шлямин. Отведёшь вот этих… кхм… товарищей к могиле маршала. А там они зададут тебе несколько вопросов.

Шлямин по своему обыкновению хотел вступить в полемику, но, встретившись взглядом с Цимбаларем, сразу передумал и сделал рукой приглашающий жест – прошу, дескать, следовать за мной.

Сотоварищи проводили его гробовым молчанием, и лишь один-единственный сиплый голос сочувственно произнёс:

– Допрыгался, Шлёма. Хорошо ещё, если без конфискации дадут.

– Молчать! – заорал директор. – Разойдись по рабочим местам! И чтоб сегодня ни-ни! Кого пьяным поймаю, лично закопаю в землю…

Шлямин имел вид человека, который по воле не зависящих от него обстоятельств зарабатывает гораздо больше, чем можно пропить. Отсюда была и его золотая цепь, и часы «Ориент», и дорогие сигареты, которые он курил почти непрерывно, зажигая одну от другой.

А в остальном это был типичный русский вахлак – всклокоченный, небритый, гнилозубый, обутый в кирзовые сапоги и подпоясанный солдатским ремнем, из-под которого торчала брезентовая спецовка.

На вопросы оперов Шлямин отвечал уклончиво и всё – как хорошее, так и плохое – валил на своего напарника Никишина, ныне пребывающего на том свете.

Кладбище по площади не уступало какому-нибудь провинциальному городку, и топать пришлось довольно долго, держась пустырей и стороной обходя густозаселенные участки. В конце концов они остановились возле надгробья, выделявшегося среди других аналогичных сооружений как размерами, так и аляповатой роскошью. Трёхметровый гранитный обелиск венчала маршальская звезда, а плита, прикрывшая могилу, размерами превосходила стол для пинг-понга.

Внутри вычурной алюминиевой ограды всё было засажено заморскими декоративными растениями, посыпано мраморной крошкой и тщательно прибрано.

– Видать, не забывают родственнички, – сказал Кондаков, с завистью приглядываясь к этому грандиозному некрополю.

– Да какое там! – Шлямин пренебрежительно сплюнул. – Это из соседней части солдатиков присылают. Маршал всё же, а не рвань подзаборная…

– Сооружение впечатляющее, – похвалил Цимбаларь. – Хоть и не Тадж-Махал, но что-то в том же духе… И всё это вы вдвоём соорудили?

– А что тут такого? – пожал плечами Шлямин. – День работы. Правда, погрузчик помогал.

– Неплохо, наверное, заработали?

– Уже и не помню… Да и какие деньги в девяносто восьмом году! Слёзы кошачьи…

– Когда вы памятник ставили? – осведомился Кондаков. – Сразу после похорон?

– Сразу нельзя. Годик надо подождать, чтоб земля осела.

– Короче говоря, в течение года могилу мог вскрыть любой, кому это только заблагорассудится?

– Эту не мог, – нажимая на первое слово, ответил Шлямин.

– Почему?

– В день похорон на могилу положили гранитную плиту, – кивнув в сторону надгробья, сказал Шлямин. – Краном подавали… Такое, говорят, распоряжение маршал перед смертью сделал.

– Плита, конечно, знатная. – Цимбаларь обошёл вокруг могилы. – Тонны на две потянет… А со стороны к гробу подобраться можно? Так сказать, наклонным шурфом…

– Тогда пришлось бы и этих жмуриков потревожить. – Шлямин указал на соседние могилы, расположенные к маршальскому захоронению почти вплотную. – Да и мы бы такую самодеятельность сразу заметили. Как-никак, каждый холмик здесь знаем.

– Когда вы водружали обелиск, оградка уже стояла? – спросил Цимбаларь.

– Да. Ограду почти сразу поставили.

– Вы её потом не трогали?

– Зачем? Нам она не мешала.

Видя, что Шлямин слегка расслабился, Кондаков огорошил его совершенно неожиданным вопросом:

– Скажите, а вы не помните случай, когда возле этой могилы нашли зверски избитого человека?

– Чего не помню, того не помню. – Шлямин явно тяготился этим разговором. – Здесь каждый божий день что-то находят. То женские трусы, то пустые бутылки, то кучу дерьма… Не кладбище, а проходной двор! Всякий сброд сюда словно магнитом тянет.

– Теперь я должен задать вам официальный вопрос. – Кондаков грозно сдвинул брови. – На данной могиле имеются какие-либо следы вскрытия? И учтите, за лжесвидетельство вы будете нести ответственность, установленную законом.

– Лично я ничего не вижу, – буркнул Шлямин.

– Вы за свои слова отвечаете?

– Ясное дело…

– Так и запишем… Вернее, запомним. Но предупреждаю – ваше свидетельство будет проверяться и перепроверяться.

– Дело ваше…

– Тогда мы вас больше не задерживаем. Как говорится, до новых встреч…

Когда из поля зрения скрылся не только сам Шлямин, но и столб сигаретного дыма, сопровождавший его повсюду, Цимбаларь сказал:

– Врёт, шельма.

– Врёт, – согласился Кондаков. – Причём неумело. Глаза прячет. Не знает, куда руки девать…. Маршал Востроухов умер в сентябре, а его сосед справа аж в октябре… На этом участке первоначально планировали создать аллею Славы, потому и хоронили с оглядкой. Каждую кандидатуру с городскими властями утрясали. А в итоге кроме маршала Востроухова сюда попал только один бывший член ЦК, парочка криминальных авторитетов да предыдущий директор кладбища Айрапетянц, уже упоминавшийся сегодня… То есть в течение целого месяца можно было преспокойно подкопаться под плиту.