Читать книгу - "Волк. Книги 1-6 - Виктория Гетто"

последними словами, когда на меня смотрят смеющиеся глаза из-под шарфа, прикрывающего нижнюю часть идеального личика. Яяри… Наклонившись, я выдёргиваю её из седла, девушка от неожиданности вскрикивает и оказывается передо мной на моей лошади. Сжимаю её в объятиях, лихорадочно сдёргивая с неё шарф и нахожу её губы. Вокруг — восхищённый гул голосов невольных свидетелей. Самое главное, что аури отвечает мне с не меньшей, если не с большей страстью. Наш поцелуй долог, но задохнувшись, мы всё таки прерываем его. Девушка не может отдышаться несколько мгновений, потом кое-как говорит:

— На третью верфь, сьере лейтенант…

— Да, ваша светлость!

Офицер отдаёт ей честь, я — тоже. Яяри делает какой то сложный жест, и мой жеребец несёт нас к городу…

…Я просыпаюсь от лёгкого поцелуя. Чуть припухшие глаза карего оттенка смотрят на меня в упор. Огромные, бездонные, и я тону, тону в них, не желая сопротивляться колдовской силе. Рыжие волосы обрамляют идеальный овал удивлённого личика с правильными чертами. Губы моей жены, на этот раз без всяких кавычек, припухли от бесчисленных поцелуев.

— Ты странный…

Шепчет она мне и укладывается поудобнее на моей груди, обнимает, довольно сопя аккуратным носиком.

— Не думала, что это будет так прекрасно…

— Я тоже…

Эхом откликаюсь в ответ, лаская длинные волосы, разметавшиеся по моему телу. Аури довольно вздыхает.

— И почему мы так долго тянули?

— Кто знает…

Моя ладонь касается узкой спины, пробегает по ней сверху донизу. Яяри начинает учащённо дышать, потом выдыхает:

— Если ты не перестанешь, то рискуешь…

— Чем?

— А вот чем!

Она вдруг резко изворачивается, затем седлает меня, словно коня, чуть приподнимается, и…

— Ох…

…К обеду мы, наконец, покидаем кровать, приводим себя в порядок, затем спускаемся вниз, в зал. Слуги краснеют при виде нас, мы, впрочем, тоже. Ведь каждому понятно, чем занималась супружеская пара. Впрочем, никто не догадывается, что это между нами в первый раз… Вкуснейшие блюда от досы Мири, спокойствие и умиротворение атмосферы усадьбы. Как же хорошо! И кажется, что не будет ни нападения, ни смертей, ни крови. Всё это просто страшная сказка, рассказанная дурным сказителем. Сегодня — первый день Нового Года. День, когда фиорийцы веселятся, отдыхают, ходят в гости, дарят подарки. Подарки!!! Я совсем забыл! Подзываю слугу, шепчу ему кое-что на ухо, тот убегает под подозрительным взглядом моей аури.

— Что ты ему велел?

Я краснею, как семнадцатилетний юноша на первом свидании, потом признаюсь:

— Подарок. Я ведь так тебе его и не отдал…

— Подарок?

Яяри спохватывается:

— А у меня тоже есть!

Краснею ещё гуще:

— Ты сделала мне куда лучший сегодня…

Теперь она алеет, словно роза из Ботанического Сада на Красавице, курортной планете Империи Русь, отводит глаза в сторону:

— Только нам придётся немного повременить, пока…

Киваю в ответ, а краска на щеках жены становится ещё гуще. Она ведь была девушкой… Тем временем слуга возвращается, протягивает мне небольшой свёрток. Я передаю его Яяри. Аури разворачивает пергамент, в котором обнаруживается небольшой узкий футляр. Раскрывает крышку, ахает при виде небольшой цепочки тончайшей работы из золота, на конце которой висит огранённый в виде призмы кристалл огненного сапфира. Нашлось это украшение в сокровищнице покойного лорда среди множества других аляповатых побрякушек. Сразу видно, что предыдущий владыка ценил массивность и тяжесть золота, а это украшение явно принадлежало кому-то другому. Уж больно аккуратная работа.

— Какая прелесть…

Ахает аури, и одевает подарок на шею. Ей идёт. Огненный язычок пламени внутри камня трепещет, словно живой. Глаза жены становятся ещё больше, а я довольно улыбаюсь — правильно угадал, что ей понравится. Мой взгляд падает на стену, где висит местная гитара. Струн, правда, восемь, но, думаю, что справлюсь.

— Дайте мне инструмент.

Обращаюсь я к служанке. Та торопливо снимает неуклюжий агрегат, подаёт мне. Честно говоря, я удивлён, что на нём металлические струны. Аури с любопытством смотрит на меня:

— Хочешь сыграть? А ты умеешь?

Шевелю пальцами — я не гитару брал в руки уже очень давно, с той поры, как вылетел в последний свой бой… Но Боги не выдадут, а свин не съест:

— Попробую. Только если ошибусь, прости.

Она улыбается, машет рукой:

— Я готова простить тебе всё, что угодно…

Быстро перестраиваю инструмент на свой лад, снимая две лишних струны. Звук довольно глухой, но чистый. Беру для пробы пару аккордов, вроде получается. Краем глаза замечаю, как в углу кучкуются слуги. Чтобы сыграть? И как петь? Пытаться переложить наши песни на фиорийский? Но так вот, сразу, вряд ли получится…

— Я не знаю фиорийских песен, поэтому буду петь на родном языке Северных Островов, а потом переведу.

Аури кивает в знак согласия, поняв, что эти слова предназначены для слуг. Набрав в грудь побольше воздуха, я начинаю. Лёгкий перебор струн. С каждым аккордом пальцы слушаются меня всё лучше, а спустя минуту сами, уже без малейших ошибок скользят по выпуклому широкому грифу. А потом я начинаю петь… Все, включая Яяри, замирают, а слова легко льются из моего горла:

  Говоришь, если остры края,

  Даже желание тая, почему то не тороплюсь.

  Но отвечу небу и вечности я, чтобы знали, в чём я клянусь.

  Голос мой, пускай ещё не слыхать,

  И к тебе любви не пробился зов,

  Но судьбы ударам меня не сломать,

  Это ясно без слов.

  Как же не сбиться, как во всём повиниться,

  Прямо перед тобой?

  Хватит уже возиться,

   Просто честно о чувствах пой… [5]

Все замирают, глаза Яяри становятся ещё больше. Мелодия очень красивая, но простая. Как раз под такое самодеятельное исполнение. Последний аккорд звучит пронзительным вскриком, и я обрываю мелодию. Затем наскоро перевожу текст на фиорийский. Женская половина слуг, и сама аури дружно вздыхают в восхищении. Правда, по разному: прислуга завистливо, а жена — счастливо.

— Спойте ещё, ваша милость, у вас так хорошо выходит! Ни один менестрель с вами не сравнится!

Это Илли, дочь Мири. Её глаза словно плошки. Ещё? Ну, раз просят… Перехватываю поощряющий взгляд жены, и песня сама приходит на ум:

  Ты глазам не верь, ты не знаешь, что храню в душе своей.

  Думаешь, что сердце у меня, как лёд, холодное?

  Повстречав тебя, даже и не думал ни о чём таком,

  Зачем