Читать книгу - "Современная зарубежная фантастика-4 - Тэмсин Мьюир"

приходили их искать – Камилла всегда заявлялась ужасно рано – всех, кроме Табаско, за которой прийти было некому, и Чести, про которого никто никогда не вспоминал. Но даже с учетом этого изъяна в раю Нона могла только прижать колени к груди и думать, как ей невероятно, фантастически повезло, что она удачливее любого, кто когда-либо рождался.

4

По утрам они обычно гуляли все вместе, пока Пирре не надо было уходить, а потом Кэм отводила Нону в школу и шла заниматься своими делами – например, убирать в квартире или совершать преступления, в которых Ноне не разрешалось участвовать. Нона любила гулять, но по утрам бывало так же холодно, как днем – жарко, поэтому, чтобы согреться, ей приходилось топать ногами и засовывать руки в карманы. Они шли рядом со всеми остальными – теми, кого не забирали с утра в рабочих фургонах, или теми, чья работа была недостаточно хороша для собственного фургона, или теми, у кого вовсе не было работы, но была надежда, и все они медленно брели по улицам кучками, расступаясь только при появлении грузовиков. Водители нажимали на гудок, если кто-то не отходил с дороги достаточно быстро.

Маска Ноны запотевала изнутри, и дыхание вырывалось наружу призрачными серыми облачками, и так они добирались до парка – в комфортном темпе, но не разговаривая. Всегда одним и тем же маршрутом – прямо вниз по улице до ворот того, что когда-то было большим парком, и тогда Пирра говорила что-то вроде:

– Давайте пройдем насквозь, очень дымно. – Или: – Давайте не пойдем, там столько наемников. – И они бродили где-то рядом.

Сегодня утром она сказала:

– Пройдем через парк. Двигайся вместе с толпой.

Нона взяла Камиллу за руку и двинулась вместе с толпой.

Растения отфильтровывали часть приставучего дыма, и Ноне нравилось смотреть на деревья и колючие кривые кусты. Большую часть дерна вырезали, то ли чтобы сделать приличный сад, то ли чтобы обложить хибары, притаившиеся у большого бетонного забора. Еще одну площадку расчистили, неумело забетонировали и поставили туда клетки. Клетки были ледяными, и их очень хорошо чистили, но Ноне не нравилось на них смотреть, поэтому она предпочитала смотреть на призраки лоз на стволах деревьев.

Когда они вышли из парка и из толпы, Пирра поцеловала Нону в макушку и сказала, как всегда:

– Веди себя хорошо.

Камиллу она не целовала, но зато сказала:

– Доброй охоты вам обоим.

– Доброй охоты, – повторила Камилла.

Пирра растворилась в толпе – в тяжелых ботинках со стальными «стаканами», с рюкзаком, где лежали шлем, запасные батарейки для налобного фонаря, перчатки и обед. Сейчас стало проще, чем когда Нона была совсем юной, и Паламед говорил, что у нее нет представления о постоянстве объектов, но Ноне все равно делалось больно, когда она наблюдала за уходом Пирры. Боль смешивалась с гордостью за то, что Пирра у нее есть, и с приятным ощущением от того, что Пирра была ее. Камилла твердой рукой направила ее к тротуару и произнесла волшебные слова:

– В школу опоздаешь.

Потом был один поворот направо, еще один переулок, и пауза, когда Нона указала Кэм на здание, которое вчера еще было цело, а теперь в нем зияла огромная дыра. («Они использовали очень большую пушку», – пояснила Кэм.) И потом они влетели в школу мимо милой учительницы и поднялись на два пролета по скрипучей лестнице, покрытой линолеумом. Камилла всегда отказывалась от предложения выпить чаю в крохотной учительской, отказывалась тем быстрее, чем настойчивее ей предлагали. Она растворилась на улице, как серая тень. Нона часто смотрела на нее из окна.

– Кевин уже здесь, он поможет тебе расставить стулья и помыть доски, – сказала учительница.

Это было очень глупо со стороны учительницы, потому что Нона прекрасно знала, что Кевин не поможет ни расставлять стулья, ни мыть доски и что он просто будет сидеть на подушке, из которой грязно-белыми бусинами выбивалась набивка.

– Табаско тоже здесь, – неожиданно добавила учительница. Даже она не знала настоящего имени Табаско.

– Так рано.

– Да. Я спросила почему, она не ответила. Посмотришь, как она?

Как будто Нона могла «посмотреть» за Табаско.

– Не нравится мне, что она живет одна. Я пыталась рассказать ей про приют, но она слишком независима.

Нона, продолжая смеяться над этой идеей, вошла в класс и начала снимать стулья со столов. Кевин, как она и предсказывала, лежал на одной из подушек и проделывал что-то очень сложное с двумя чучелами грызунов. Табаско по-кошачьи неподвижно сидела у окна. Ее ожоги немного переливались под электрическим светом, который включила Нона.

– Выключи, – велела Табаско, и Нона, конечно же, выключила. – Иди сюда.

Нона взяла пластиковую, пахнущую хлоркой коробку с тряпками и спреем, присела на корточки рядом с Табаско и намочила тряпку.

– Не позволяй им увидеть тебя из окна, – сказала Табаско.

– Кому им?

– Не знаю. Зеленое здание. Четвертый этаж.

Ноне хватило ума не вскочить посмотреть, с чем она себя и поздравила. Она положила чистый белый квадратик на потертый ковер, который тоже пах хлоркой, и принялась протирать вторую доску. Потом вспомнила все разговоры про Кровь Эдема и внезапно забеспокоилась.

– Думаешь, они следят за мной?

По крайней мере, Табаско отнеслась к ней серьезно. Она задумалась, судя по всему.

– Зачем им следить за тобой?

– Не знаю.

– Они были здесь до тебя. Так что сомневаюсь.

– Кто они?

Табаско долго молчала и наконец сказала:

– Я выясняю.

Если Табаско говорила, что что-то сделает, оставалось только ждать, когда это произойдет. Она не просила о помощи и не спрашивала ничьего мнения. Неспособность Табаско интересоваться чьим-либо мнением о своих поступках была, вероятно, причиной того, что ее авторитет в школе был неоспорим, куда выше учительского. Нона рассказала об этом Паламеду, и Паламед ответил: «Будущий ведущий исследователь». Так что Ноне ничего не оставалось, кроме как помыть все доски и оттащить коробку с ними к Кевину. Получив приглашение оценить молчаливое взаимодействие между чучелами грызунов, более всего напоминавшее спаривание, Нона поискала нужные слова и сказала:

– Они делают малыша?

Кевин, кажется, остался доволен.

К тому моменту, когда доски были вымыты, стулья расставлены, а мусор выброшен, явились почти все дети. Все сели за свои столы, Нона устроилась за специальным столиком позади, предназначенным для нее и тех самых младших детей, которые сегодня чувствовали себя особенно уязвимыми или мокрыми и хотели сидеть поближе к ней. Сегодня утром Нона осталась одна, и это ей нравилось: Табаско ее разозлила. Одним ухом слушая утреннюю перекличку, она взяла доску, которую ей отдали, и стала рисовать на ней