Читать книгу - "Система Ада - Павел Кузьменко"

— Братский привет корейским охотникам за самолетами! — выкрикнул Энисаар и снова погрузился в стоячий транс.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться. Впередсмотрящий Чугунко, последовал второй вопрос.

— Слушаю вас.

— А что такое самолет?

Кажется, и мудрый командир призадумался. «Черт побери, — Шмидту опять стало страшно, — куда ж мы попали? Они тут под землей рождаются и умирают, что ли?.. Откуда им, кротам, знать, что такое самолет?»

— Не спать надо на политинформации, а внимательно слушать, товарищ впередсмотрящий, — нашелся командир. — Взять на себя повышенные обязательства по строительству оборонительных рубежей!

— Есть взять! — согласился Чугунко.

— Ети их мать, Мишка, — прошептал Савельев. — Война в Корее, это вроде где-то в начале пятидесятых, да?

— Да. А те козлы-грабители что-то нас про Кубу спрашивали и про Хрущева. А это вроде в начале шестидесятых было.

— По какому же году они живут?

— Сейчас спрошу у капитана.

— Охренел, что ли?

Капитан услышал их шепот, приблизился к ним на два шага и выставил указующий перст:

— Отставить пустые разговоры и распространение порочащих сведений! Впередсмотрящие Савельев и Шмидт, вам, как прозревшим и оставившим дудковские заблуждения и добровольно перешедшим на сторону прогрессивного человечества, нужно проявлять особую бдительность и подавать пример другим товарищам.

Вопросов больше не имелось.

В столовом, так сказать, гроте процесс питания состоял в основном из очередей. За миской, за ложкой, за кашей, за кипяточком.

Полевая кухня была сделана из вагонетки и стояла на рельсах, уводящих в неосвещенный штрек. Оттуда ее приталкивали три солдата с уже горячим варевом. Выходит, именно там находилась святая святых.

Кроме деловитого стука металлической посуды да редких команд начальников, других звуков в этом гроте не раздавалось. Разговаривать во время еды запрещалось. Как, впрочем, и до, и после.

С дисциплиной тут все обстояло строго и просто. Если капитан Волков иногда бывал и благодушным, как во время сегодняшнего разговора в строю, то буревестник Чайковский обычно спуску не давал. За перешептывания, за нерадивость в труде, за дремоту и Савельев, и Шмидт уже по паре раз испытывали это на собственной шкуре. Наказания были несистематическими, иногда просто неадекватными или даже просто ни за что. Оба парня, как, возможно, и остальные впередсмотрящие, были изначально приговорены к расстрелу, как к первородному греху, и всегда могли быть наказаны.

Трое-четверо по команде набрасывались со спины, заламывали руки, а начальник несколько раз крепко лупил палкой по спине, по заднице, по чему попадет. Местные, по указанию командира, позволяли себя бить совершенно покорно и сознательно.

— Мишка, надо думать, каждый день думать, как Убежать… скороговоркой прошептал Савельев.

— Что? — не расслышал Шмидт. Он пытался получить хоть минимальное удовольствие от этой малосъедобной еды и комочек попавшейся в каше тушенки отодвинул в сторонку, чтобы ощущение повкуснее оставить напоследок.

— Надо добыть фонарь.

— Прекратить досужую и неразборчивую болтовню, — прошипел Энисаар. За столом сидели в том же порядке, в каком спали. — Говорить только по-русски.

— Иди в жопу, козел, — огрызнулся Миша и отвернулся, чтобы ответить Савельеву.

Реакция заторможенного анемичного солдатика оказалась отменной. Миша только краем глаза заметил движение, но противодействовать ему не успел. Грязная лапка Энисаара метнулась в шмидтовскую миску, и комочек тушенки моментально исчез в голодных устах соседа.

— Ах ты, блядь такая… — Шмидт разозлился. Затравленно оглянувшись, он вдруг резко ткнул черенком ложки в пах Энисаару и попал удачно. Парнишка нечленораздельно и негромко захрипел, выпучил глазенки, однако продолжал жевать.

— Товарищ буревестник, — новобранец вдруг поднялся в праведном гневе. Товарищ впередсмотрящий Энисаар выражает постыдные сомнения в деле успешного завершения социалистического завтрака.

Вряд ли кто-нибудь что-нибудь понял, но буревестник Чайковский не спеша поднялся, вытащил из сапога короткую крепкую дубинку, подошел и принялся лупить Энисаара по спине. По соседству досталось и Шмидту.

Слезы выступили у него на глазах. Он поднялся, но не успел развернуться. Буревестник хорошо владел сволочными инстинктами младшего командира. Резкий удар пришелся Шмидту по затылку, и Миша рухнул на стол. Савельев успел подхватить друга и оглянулся на Чайковского с ненавистью.

Они влипли-таки в очень плохую историю, и влипли очень глубоко.

В гроте для камнетаскания Мише совсем поплохело. Даже под строгим присмотром начальства он выбирал несколько камней поменьше и прижимал их к животу с такой, натугой, словно тащил двухпудовую гирю. Но он не выделялся в своем экипаже. Худощавые слабосильные старожилы подземелья брали не больше. Лишь один не в меру любопытный Чугунко бегал, как очумелый, на стахановской вахте повышенных обязательств с самыми большими камнями и уже пошатывался от усталости.

Сегодня они растаскивали кучу, наваленную вчера. Завтра понесут в обратном направлении. Какая в этом заключается философия, понятно. А вот надежда заключалась только в том, что от камней при их кидании отлетала крошка, а значит, когда-нибудь камни обратятся в пыль. Люди же к тому времени наверняка обратятся в прах.

— Мишка, ты задумывался над тем, что нас не назначают в караул? прошептал другу Савельев под грохот швыряемых камней.

— Ну.

— Караулят ребятишки из экипажа революционных стражников. Но там такие же мудаки, как эти, только вооруженные и с фонарями.

— Ну.

После побоев у Шмидта раскалывалась голова, мучительно ныла поясница, а мысль предательски тянулась к нарам, покрытым вшивыми матрасиками, где можно так чудесно провалиться в забытье, в свободный мир грез, солнца, зеленой травы и бабочек.

— Давай сегодня на штыковой подготовке по моей команде дадим деру с винтовками.

Миша посмотрел на него, скривив физиономию, и ничего не сказал.

— Вот. Рванем в какой-нибудь штрек, а оттуда в неосвещенный коридорчик, пока не наткнемся на часового. Заколем его, возьмем фонарь, настоящее оружие и будем выбираться отсюда к чертовой матери.

Они в молчании подошли к куче А, возле которой бдил Чайковский, вернулись с камнями к куче Б и продолжили диалог.

— Саш, ну куда мы рванем? Подумай сам. Или пристрелят, или заблудимся одно из двух.

— А что тут бульники таскать и вшей кормить, пока не сдохнем? Савельев чуть не повысил голос.

— Нет, конечно, ну… я не знаю. А Катька?

— Что Катька?

— Надо ее найти и вместе бежать. — Шмидт пожал плечами, словно подсказал соседу по парте самое очевидное решение задачи.