Читать книгу - "Великий князь - Алексей Кулаков"

– Да!

«Чем бы ребенок ни занимался, лишь бы не мешал и запыхался. Ну и устал, конечно…»

Гордая оказанным доверием и приобщением к таинственному (и изрядно пахучему) искусству алхимии, сестра со всем возможным прилежанием выполнила поручение, с десяток раз переспросив, уточнив и даже переделав свой ответственный труд.

– Теперь через воронку засыпаем все вот в эту бутыль.

– Апчхи!!!

Подавив улыбку, Дмитрий залил травяную смесь спиртом, энергично встряхнул, добавил капельку своей силы и плотно укупорил.

– А что я сделала?

– Снадобье для батюшки, от головной боли.

«Вернее, от похмелья!»

– Только вот не знаю, с добавлением твоих соплей сохранит ли оно свою силу… Ну-ну, не дуйся, я пошутил. Хочешь, кое-что занятное покажу?

Плеснув немного спирта в миску из белой глины, он ткнул в нее зажженной лучиной.

– Ой, вода горит!!!

Следующий фокус оказался еще зрелищнее – когда хозяин зельеварни спокойно «вымыл» руки в пламени этилового эфира[40]. Насмешливо щелкнув сестру по кончику носа, он предложил ей попробовать самой и немедленно похвалил, когда Евдокия все же решилась на такой подвиг.

– И эта водичка тоже горит? Ай!

Довольно чувствительно шлепнув забывчивую непоседу по протянутой руке, брат молча раскупорил полулитровую колбу с серной кислотой и опустил в нее небольшую деревянную палочку. Глядя на то, как деревяшка прямо на глазах темнеет и обугливается, царевна непроизвольно поежилась.

– Понятно, почему без разрешения ничего нельзя трогать?

Отступив на пару шагов и спрятав для пущей надежности руки за спиной, притихшая Евдокия понятливо кивнула.

– Будь умницей.

Уложив яд и противоядие в небольшую шкатулку, Дмитрий быстро прибрался, скинул спецодежду, огляделся напоследок и увидел, насколько неохотно снимает великоватый ей фартучек сестра и с каким любопытством поглядывает на маленький перегонный куб.

– А это для чего?

Ополоснув руки, брат как можно более простыми и понятными словами описал основное предназначение нехитрой конструкции. А заодно рассказал о трех больших кубах, расположенных в новых амбарах Аптечного приказа – вернее, о том, как давятся от жадности дьяки и ключники Хлебного приказа, постоянно отгружая царским алхимикам отборное зерно, дрожжи, ягоду и даже мед.

– Спиритус вини, иначе винный дух… Как интересно!..

Испросив разрешения, царевна осторожно взяла в руки колбу со спиртом.

– Митя, а для чего он нужен?

– Мне – для настоек, микстур, мазей и тому подобного. В Лекарских избах им мелкие ранки прижигают, инструмент протирают. Мастера Пушечного приказа используют спирт при выделке огненного зелья – смачивают пороховую мякоть и протирают ее сквозь сито. Получаются зернышки одинакового размера, которые и горят лучше, и хранятся дольше – вроде как вместо одного года целых пятнадцать лет… Пойдем?

За дверью зельеварни их ожидали только чернокафтанные стражи, зато на выходе из приказной избы тут же встрепенулись две верховые челядинки и троица мамок-нянек, попытавшихся было подскочить к своей десятилетней госпоже.

– Не проголодалось ли солнышко наше?

– В покои пойдем, Евдокия Ивановна?

– Ой, венчик[41]надо бы поправить!..

Самая быстрая из челядинок даже успела протянуть руки к золотому укоснику[42]поджавшей алые губки Рюриковны, но увидела чуть задержавшегося с выходом царевича и мигом передумала – как, впрочем, и все остальные. Потому что не было способа надежнее навлечь на себя недовольство первенца великого государя, чем помешать его общению с братьями и сестрой. Впрочем… пожалуй, все же был – всего лишь умыслить недоброе на младших царевичей и царевну. Печальный опыт черкесов из свиты царицы Марии Темрюковны тому был зримым свидетельством. Более того, их проступок по сию пору сказывался на других прислужниках великой княгини: ее стольники, стремянные, рынды и прочая дальняя и очень дальняя черкесская родня – все они рано или поздно начинали хворать. От вредного московского воздуха у них сильно болела голова, ломило кости, распухали суставы… И даже благословенный Вседержителем синеглазый целитель ничего не мог с этим поделать – хворь-то он прогонял, вот только она, окаянная, раз за разом возвращалась обратно. Ох как бесилась гордая черкешенка-красавица в одеждах царицы, вынужденная смирять норов и вежливо ПРОСИТЬ пасынка снизойти к болестям своих свитских! Ах как сверкала глазами!..

– Митя.

Евдокия оглянулась на свое сопровождение, убеждаясь, что они достаточно далеко. Затем открыла рот для важного вопроса и неуверенно замялась, не зная, как выразить свое довольно-таки расплывчатое желание словами.

– А этой алхимии долго учатся?

Впрочем, старший брат понял девочку правильно – он всегда понимал ее лучше и больше, чем все остальные, вместе взятые, улавливая даже малейшие перепады настроения или любые недоговоренности.

– Среди предметов, которым я тебя учу, будет и эта наука. Немного.

– А?..

– Года через три.

– У-уу!..

Пару раз дернув брата за руку и выразив тем самым разочарование столь немыслимо долгими сроками, царевна успокоилась, заодно подстроившись под его неторопливый шаг. Замолчала, обдумывая новый вопрос, и невольно вздрогнула от резкого щелчка плетки:

– Ну-ка в сторону!

Одним из недостатков Ивановской площади Кремля было наличие на ней дьячих изб, в коих приказные служилые принимали разнообразные челобитные, и специального помоста, на котором во всеуслышание объявляли царские указы[43], и многие просители не упустили возможность вдоволь поглазеть на синеглазого и сереброволосого царственного отрока. А еще на этой же площади стоял каменный храм Николы Гостунского[44], в котором хранилась знаменитая многими чудесами и исцелениями икона святителя Николая Чудотворца. Учитывая, что этот святой покровительствовал и счастливому супружеству, совсем не удивительно, что в храм стремились попасть все родовитые женихи и невесты царства Московского и все они так же были весьма рады увидеть своего будущего государя и его сестру. Дабы потом вспоминать этот светлый день и хвастаться всем, кому только можно.