Читать книгу - "Связь без брака — 2. Время олимпийских рекордов - Дмитрий Викторович Распопов"

пострадала бы наверняка мама, — ответил он и продолжил. — Ваня в своей непринуждённой манере заводит себе уж слишком могущественных врагов. Я не должен говорить этого, но думаю вы люди взрослые и не будете об этом рассказывать дальше. Единственная причина, по которой он всё ещё не в тюрьме по надуманному обвинению — это личное вмешательство председателя КГБ Андропова. Он ознакомился с делом Ивана, его биографией, спортивными успехами, а также рекомендациями тренеров и принял решение, что нечего престарелой … хм…даме, портить жизнь перспективным талантам, отстаивающим честь страны, пусть ищет себе того, кто сам ляжет под неё по своей воле.

— А-а-а, — протянул я, вспомнив ко мне уж слишком бережное отношение инструкторов КГБ, — а я-то думаю, почему мне вообще всё разрешают в школе.

— Юрий Владимирович ценит профессионалов, — её отец внимательно посмотрел на меня, — наши органы сейчас сильно перетряхивают, многих увольняют по серьёзным статьям. Те же, кто проявил себя за эти годы преданным делу сотрудником, все идут на повышения. Так что наверняка спросили и их мнение о тебе, а Юрий Владимирович прислушивается к словам старых кадров.

— Евгения поэтому избили? — поинтересовалась Аня.

— Да, отправлять его под суд не стали, чтобы не позорить отца, но уволить из органов и в назидание остальным показать, что он был неправ, лучшие бойцы Семёрки смогли, — развёл он руками, — о том, что он ухаживал за молоденькими сотрудницами МИД-а и встречая сопротивление, насиловал их, знают теперь многие из наших.

— И что теперь делать нам? — она растерянно смотрела на меня и его.

— Ну, вообще-то у нас был другой план с твоим отцом, — я прокрутил в голове варианты и решил придерживаться первоначальных договорённостей. То, как Аня уж слишком быстро поверила рассказам родных и друзей о якобы моём предательстве, царапнуло моё сердце больше всего. И если я раньше планировал до расставания поддерживать с ней хорошие отношения, то теперь, сама мысль о том, чтобы заниматься с ней сексом, улыбаться, глядя в глаза, внушала мне неприязнь. Я мог притворяться, но не до такой степени.

— Какой план? — удивилась она.

— Вывести тебя за границу, — её отец сразу понял, о чём я говорю, — мы это обсуждали с Ваней, и он был не против.

— Как заграницу? Я не хочу уезжать! Не теперь! — она помотала головой и вжалась в меня.

— Ну Анют, у тебя нет выбора, — с видимым сожалением сказал я, — быть вместе мы не можем, чтобы не пострадала ты и твоя семья, а если Брежнева только заподозрит, что мы тайно встречаемся…

Я сделал паузу, и за меня закончил её отец.

— То сорвётся, и эта возможность защитить тебя.

Она растерянно на него посмотрела.

— А куда? Когда?

— Думаю лучше всего в начале декабря, — сообщил он, — послом в ГДР переводят одного нашего общего знакомого с Сергеем. Он пообещал взять тебя к себе и присмотреть, пока ситуация здесь как-то не разрешится.

— Но Ваня, я не хочу уезжать, — девушка взяла меня за руку.

— Как я уже сказал, выбора у тебя нет. Весной мне исполнится восемнадцать и мне уже пообещали, что если я продолжу упираться, то уже через час вручат военный билет и первым же рейсом отправят на Курильские острова, — я пожал плечами, поскольку такая угроза действительно была озвучена мне в реальности, — поэтому два года я буду в армии, может за это время Брежнева перебесится.

— Отец? — она посмотрела на него.

— Как мне не тяжело это признавать, вероятность этого весьма высока. Знакомые рассказывают, что она Леониду Ильичу целые истерики закатывает по этому поводу, что её никто не любит, а там он и сам вспомнил фамилию Ивана из звонка американского президента, когда тот за него вступился на Кубке Европы в Киеве, ну а дальше завертелось.

— Два года? — Аня всхлипнула.

— Мне тоже не будет хватать твоей колбасы, — сознался я, тяжело вздохнув.

— Но оставшееся время, мы хотя бы будем видеться? — жалобно спросила она, проигнорировав мою шутку.

Я специально посмотрел на её отца, чтобы решение принял он, и он правильно это понял.

— Прости дочка, но слишком опасно, — он покачал головой.

— Да, и чтобы уже точно к нам не было вопросов, — я достал связку ключей с яварой, и снял с неё два ключа от подъезда и квартиры, — у бывшего парня такого быть не должно.

— Вань? — она расстроено посмотрела на лежащие ключи, — получается это всё? Мы и правда расстаёмся?

— Получается глупышка, что тебе нужно переждать в Германии два года, — я потянулся и поцеловал её чуть дрожащие солёные губы.

— Я согласен с Ваней, — её отец пожал плечами.

Мы помолчали, затем он поднялся.

— Мне нужно на работу, Иван тебя подбросить?

— Да, а то я в лёгком во всём, — обрадовался я, что он дал мне лазейку выскользнуть из квартиры вместе с ним.

— Всё Ань, веди себя хорошо за границей, — я наклонился и ещё раз её поцеловал. девушка кивнула, и смахнула новые слёзы с глаз.

Выйдя из дома, мы поехали с ним к моей части. Во время пути он завёл разговор о моём настоящем, затем поинтересовался прошлым, школой-интернатом, объясняя это желанием узнать меня чуть лучше. Я же, рассказывал только то, что было в расследовании Арапова, ни слова, не упоминая о Пне, хотя он между делом интересовался, точно ли я запомнил все прегрешения своего директора, или что-то подзабыл. Я сказал, да всё, поскольку не собирался ни с кем больше этим знанием делиться. Вскоре мы доехали до места.

— Прости Иван, — он вместе со мной вышел из машины и подал руку, которую я пожал, — вышло по итогу как-то уж совсем не по-человечески.

— И принёс же чёрт старую суку на праздник, — в сердцах добавил он.

— До свидания товарищ Петров, — я пожал руку.

— Мортин Фёдор Константинович, — представился он к моему удивлению полным именем.

— А почему у Ани отчество и фамилия другая?

— Так надо, — хмыкнул комитетчик.

— Прощайте Фёдор Константинович.

— До свидания Ваня.

Под его взглядом, я пробежался до КПП и караульные впустили меня даже без пропуска, им-то я глаза намозолил всем за столько лет.

«Пережить бы эту еб…ю Брежневу, — я пошёл в общежитие и первым делом встал под душ, поскольку чувствовал себя словно неделю валялся в грязи, так мерзко было на душе от происходящего, — и забыть