Читать книгу - "Первенец - Дэлия Мор"

- Ты быстро крутишь, вот и не фокусируется.

Генерал придвинулся ближе, коснувшись бедром и пока Куна старалась не краснеть и не выдумывать лишнего, взял её руки в свои. Да, фактически обнял, оставив перед глазами бинокль и медленно покручивая барабан.

- Где-то в середине, а теперь назад или вперед с коротким шагом...

Куна замерла, чувствуя объятия поразительно остро. Прохладную ткань кителя, легкие касания пальцев и аромат апельсинов. Военные редко заходили в их квартал, принося с собой вонь бензина от машин, запах гари на комбинезонах и резкий дух машинного масла. А Наилий пах свежестью и апельсинами.

Картинка перед глазами обрела четкость, и Куна чуть не пропустила момент.

- Нашла, спасибо.

Несколько мгновений прошло, а голова кружилась так, будто Куна вечность сидела, затаив дыхание. Теперь могла держать бинокль сама, генерал откинулся на диван, но руку с плеча далеко не убрал, оставил на спинке. Свет погас, музыканты затихли и через мгновение в пятне света на сцену вышел дирижёр и зал взорвался аплодисментами.

Церемонно поклонившись, мужчина повернулся к оркестру и взмахнул палочкой.

Музыка не грянула сотней децибел усиленного звука, она неспешно разгоралась в ярко освещенной оркестровой яме от каждого взмаха смычка, блестела медью духовых и перекатывалась по клавишам рояля. Возвышенная и нежная мелодия отзывалась дрожью в животе и покалывала на кончиках пальцев. Вступление удалось и неважно как оно правильно называлось, альт играл или виолончель, обладала ли Куна достаточным музыкальным слухом - чтобы чувствовать красоту и гармонию достаточно ощущения тихого восторга.

Занавес поднялся, весь свет хлынул на сцену, а в оркестровой яме в полумраке зажглись над нотами светильники. На огромном заднике к нарисованному небу поднимались горы, а у их подножий росли виноградники. Зал приветствовал танцоров еще одной овацией. Дариссы в платьях из летящего шифона закружились в танце. Легкие, гибкие, словно невесомые они парили над сценой, едва касаясь пола и собирали спелый виноград в глубокие корзины. Снова горы, пусть даже ненастоящие. Скучал генерал. Шесть лет жил на равнине и до сих пор скучал.

- Красиво очень, - выдохнула Куна, - это история о сборе винограда?

В полумраке ложи улыбка Наилия мелькнула и погасла.

- Ты сюжет не знаешь, моя вина. Попробую кратко. Среди девушек, собирающих виноград, танцует Пальмира. Она влюблена в юношу из деревни, но не знает, что на самом деле Кастул полковник и прячется здесь от заговорщиков. И вроде бы все у них прекрасно, но лесник Юлиан решает силой увезти Пальмиру из дома матери и назвать своей.

У Куны щеки розовели. Никогда бы не подумала, что генерал станет рассказывать о любви, не ерничая, не упрощая и не рисуясь как другие, что выше женской чепухи о чувствах.

- Пальмира отказывает Юлиану, - продолжал Наилий, смотря на Куну, а не на сцену, - она верит, что её счастье с Кастулом. Да и мать против отъезда, у дочери больной сердце, ей полезен горный воздух. Тогда соперник решает разоблачить офицера. Пока Кастул наслаждается прогулкой с возлюбленной, Юлиан в его доме находит оружие и форму с погонами полковника, а еще фотокарточки его женщины и трех детей. Лесник приносит доказательства Пальмире и Кастулу приходится все подтвердить. Обманул, зря обещал, что останется с любимой навсегда. Заговорщиков найдут, и полковник вернется домой, а Пальмира от горя и тоски умрет. Сердце не выдержит.

Куна поджала губы и смотрела на сцену уже с другим настроением. Виделось в красивом танце сборщиц винограда предчувствие беды, но музыка играла радость. Еще рано, еще не сорваны маски и не разбиты надежды, а Пальмира юна, свежа и счастлива. Может быть в этом суть? Наслаждаться каждым мгновением, не думая о грядущем? Кастул уедет и Наилий тоже. А потом не вспомнят не тот, не другой, закрутившись в приказах и командировках. Ничего с этим не сделать, так зачем заранее запираться в доме и ждать дождь, если светило еще не ушло за тучи?

- Куна, - позвал генерал, осторожно касаясь плеча, - ты расстроена финалом?

- Нет, спасибо, что рассказал, я теперь лучше понимаю.

А на языке даже от улыбки привкус горечи.