Читать книгу - "Врата Мёртвого Дома - Стивен Эриксон"

Икарий резко развернулся, высматривая следующую жертву, и трелль сделал полшага вперёд. В следующую секунду пронзительная скорбная песнь Икария затихла, и ягг распрямился. Каменным взглядом он посмотрел на трелля и нахмурился.

Маппо увидел капли крови на лбу Икария. Жуткий звук исчез. Не слишком далеко. Не успел. Ох, боги нижнего мира, этот путь… зря я, дурак, за ним пошёл. На краю остановился, на самом краю.

На запах крови д’иверса — пролитой столь щедро — придут другие. Спутники быстро свернули лагерь и скорым шагом направились прочь. Перед уходом Икарий вынул из колчана одну из стрел и воткнул её в песок на видном месте.

Под покровом ночи они бежали трусцой. Обоих гнал вперёд отнюдь не страх смерти, куда больший ужас скрывался в том, чтобы убивать. Маппо молился про себя, чтобы стрела Икария оказалась достаточно весомым предупреждением для остальных.

Рассвет застал спутников у восточной гряды. За утёсами вздымались выветренные горы, которые отделяли Рараку от Пан’потсун-одана.

Некое существо не обратило внимания на стрелу и шло по их следу — примерно в лиге позади. Трелль почуял его ещё час назад: одиночник, и облик он принял громадный.

— Найди для нас тропу наверх, — сказал Икарий, натягивая тетиву на лук. Он вытащил оставшиеся стрелы и прищурился, глядя назад. Всего в сотне шагов мерцающий жар поднимался над песком, словно занавес, и скрывал всё вокруг. Если одиночник покажется там и бросится в бой, ягг успеет выпустить полдюжины стрел. Врезанные в их древка Пути смогли бы уничтожить даже дракона, но по выражению лица Икария было понятно, что его мутит от одной мысли об этом.

Маппо коснулся глубокой раны на шее. Растерзанная плоть воспалилась, горела, по ране ползали мухи. Мускулы пульсировали глубокой болью. Он вытащил из мешка побег кактуса-джегуры и выжал в рану сок. По шее распространилось онемение, позволившее треллю шевелить руками без мучительной боли, от которой его бросало в пот последние несколько часов. Маппо поёжился от внезапной прохлады. Сок джегуры был так силён, что использовать его можно было только раз в день, иначе онемение достигло бы лёгких и сердца. И мухи слетелись бы на запах в ещё большем количестве.

Он приблизился к расселине в каменном склоне. Трелли живут на равнинах. Маппо не обладал особыми умениями скалолаза и совсем не был рад предстоящему испытанию. Трещина была достаточно глубока, чтобы поглотить утренний свет солнца, и узкой у основания — едва ли в ширину его плеч. Ссутулившись, трелль скользнул внутрь, и холодный, затхлый воздух вызвал у него новую волну дрожи. Глаза быстро приспособились к полумраку, и Маппо разглядел дальнюю сторону расселины в шести шагах впереди. Ни ступенек, ни ухватов для рук. Задрав голову, он посмотрел наверх. Выше расселина расширялась, но стенки оставались гладкими до выступа, на котором, как решил Маппо, стояла башня. Ничего похожего, например, на болтавшуюся верёвку с узлами. Заворчав от разочарования, трелль выбрался обратно на солнечный свет.

Икарий стоял лицом к пустыне: стрела на тетиве, лук натянут. В тридцати шагах от него покачивался на четырёх мощных лапах огромный бурый медведь, зверь приподнял голову и принюхивался. Одиночник догнал их.

Маппо присоединился к спутнику.

— Этого я знаю, — тихо произнёс трелль.

Ягг опустил оружие и ослабил тетиву.

— Обращается, — сказал Икарий.

Медведь накренился вперёд.

Маппо заморгал, потому что зрение на миг помутилось. Он почувствовал вкус песка, ноздри раздулись от сильного, пряного запаха превращения. Трелль ощутил инстинктивную волну страха, сухость во рту, от которой стало трудно глотать. В следующий миг обращение завершилось, и к спутникам шагнул человек — голый и бледный под палящими лучами солнца.

Маппо медленно покачал головой. Под личиной одиночник был огромной, мощной горой мышц — но теперь Мессремб оказался ростом всего в пять футов, почти безволосым, худым, как кость, узколицым человечком с лошадиными зубами. Его маленькие глазки цвета граната поблёскивали среди смешливых морщинок, которые вызвала появившаяся на лице одиночника улыбка.

— Маппо Трелль! Нос мне подсказал, что это ты!

— Давно не виделись, Мессремб.

Одиночник с интересом рассматривал ягга.

— О да, это было к северу от Нэмила.

— Думается, тамошние девственные сосновые леса тебе больше подходили, — проговорил Маппо, вспоминая те времена, вольные дни, когда огромные караваны треллей ещё отправлялись в великие странствия.

Улыбка исчезла с лица одиночника.

— Это точно. А ты, господин, должно быть, Икарий, создатель механизмов, а ныне — погибель д’иверсов и одиночников. Знай, что я чувствую большое облегчение от того, что ты опустил лук — у меня сердце едва не выскочило из груди, когда я заметил, что ты прицелился.

Икарий хмурился.

— Я не стал бы ничьей погибелью, будь выбор за мной, — произнёс он. — На нас напали без предупреждения, — добавил он, но в голосе ягга прозвучала странная неуверенность.

— То есть у тебя не было возможности предупредить это злополучное создание. Да упокоятся части его души. Я-то — уж точно не опрометчив. Единственный мой бич — любопытный нос. «Что это за запах смешивается с Маппиным, — подумал я, — так похож на яггутский, но чуть-чуть иной?» Теперь, когда глаза дали мне ответ, я готов продолжить свой путь по Тропе.

— Ты знаешь, куда он тебя приведёт? — спросил Маппо.

Мессремб словно оцепенел.

— Вы видели врата?

— Нет. Что ты ожидаешь там найти?

— Ответы, старый друг. Теперь позвольте вас избавить от запаха моего превращения и отойти на некоторое расстояние. Пожелаешь мне всего доброго, Маппо?

— Конечно, Мессремб. И добавлю к пожеланию предупреждение: четыре ночи назад мы столкнулись с Рилландарасом. Будь осторожен.

Что-то от медвежьей дикости мелькнуло в глазах одиночника.

— Я его поищу.

Икарий и Маппо смотрели вслед человечку, который вскоре скрылся за каменным выступом.

— Безумие кроется в нём, — заметил Икарий.

От этих слов трелль вздрогнул.

— В них всех, — вздохнул Маппо. — Подъёма я пока не нашёл, кстати. В пещере ничего нет.

До спутников вдруг донёсся неспешный стук подкованных копыт. На тропе, идущей вдоль склона, появился человек на чёрном муле. Он сидел, скрестив ноги, на высоком деревянном седле, и был закутан в изорванную, грязную телабу. Руки, лежавшие на резной луке седла, были цвета ржавчины. Лицо скрывал капюшон. Мул казался странным: шерсть — чёрная, кожа внутри ушей — чёрная, даже глаза — чёрные. Ровный цвет ночи нигде не нарушался, если не считать грязи и пятен, похожих на засохшую кровь.

Приблизившись, человек покачнулся в седле.

— Входа нет, — прошипел он, — только выход. Час ещё не настал. Жизнь, данная за жизнь отнятую, запомни эти слова, запомни! Ты ранен. Светишься от заражения. Мой слуга позаботится о тебе. Услужливый человек с просоленными руками: одна морщинистая, другая розовая — осознаёшь важность? Ещё нет, ещё нет. Так редко приходят… гости. Но я вас ждал.