Читать книгу - "Лилис - Олег Лукьянов"

Из кустов выросли два лучника, я сразу узнал в них эльфов: во-первых, в их руках обнаружились луки, натянутые до ушей, а во-вторых, сами уши были неповторимой длины и формы. А потом, кто может иметь такие высокомерно-безразличные и презрительные физиономии?

– Исчезните, – сказал я им.

Наверное, эльфы обиделись, по крайней мере, ответом послужило потрескивание сверх меры напряженной тетивы. Я подобрался, но почти сразу расслабил мышцы. Ход дальнейших событий был в корне изменен появившимся будто из-под земли эльфийским оракулом или магом – кто их разберет. Во всяком случае, держался явившийся самоуверенно и выглядел так, что два высокомерных лучника на его фоне сразу стали казаться бедняками, просящими милостыню на церковной паперти.

Я было приготовился к диалогу в духе «кто посмел…» и даже стал подбирать достойный ответ, но черты лица вновь прибывшего вдруг резко изменились, глаза расширились, губы скривились.

– Не буду спрашивать твоего имени, – сказал он после длительного молчания, – скажи лишь, друг ты нашей Матери или враг?

Пока до меня доходило, что «Матерью» они именуют свою богиню, эльф если не поседел на глазах, то заметно напрягся. С каждым мгновением он все больше походил на сжатую пружину.

– Друг, – наконец сообщил я.

Маг, стремясь хоть как-то «замаскировать» размеры падающей с его плеч горы, низко поклонился. Изумленно глядевшие на него лучники наконец-то ослабили тетивы и последовали примеру начальства.

– В таком случае я счастлив вас лицезреть…

– Мне нужна Наги-Найта, – сказал, на корню перекрывая поток словесной шелухи.

Он понял. Поклонился и попятился.

…Наги-Найта сидела у озера, смотрела на красное солнце, стеснительно укрывшееся в верхушках исполинских елей, и… Нет, не скучала, скорее, молча страдала. Всему виной были наседавшие на нее кавалеры, а в особенности Алюаэн-Дэйтэ. Этот оказался самым назойливым из всех, и его пыла нисколько не охлаждали холодность и пренебрежение, демонстрируемые девушкой.

Вот и сейчас, невзирая на смертельную скуку, явно написанную на ее лице, проклятый воздыхатель читал поэму собственного сочинения. А сочинение было паршивым. Мало того что пакостным по содержанию, так слог оказался настолько убог, что уши готовы были свернуться трубочкой…

И ведь не пошлешь его куда подальше, как это возможно среди людей. Такое оскорбление равносильно брошенной перчатке: весь его могучий дом ополчится, поднимется, чтобы смыть нанесенный позор кровью, и помочь ей не сможет даже благоволение богини.

А ведь так хорошо все начиналось.

После того как исчез Он, Найта вернулась в родные леса. Девушка ждала сурового наказания, возможно, даже казни, но вместо этого пришли удивление и радость. Сама Матерь, богиня Сония, нарекла ее своею верной слугой и велела старейшинам выказывать Найте всяческое уважение.

Она больше не была нелюдимой: приглашения на знатные балы посыпались от всех домов; толпы кавалеров вмиг забыли о ее не слишком тонкой фигуре, перестали замечать ее пухлые губы и завились вокруг осиным роем. Десятки знатных дам и даже фрейлин новой королевы едва ли не бились друг с другом за право стать ее подругой…

Поначалу всеобщее внимание девушке ужасно нравилось, но вскоре Найте стало неприятно. Она с ужасом поняла, что не может надолго уединиться. Всюду, где это было возможно и даже, казалось бы, невозможно, ее подстерегали воздыхатели, просители, ублажатели, менестрели, скульпторы, портретисты, льстецы и Мать их знает кто еще. При взгляде на эти толпы поклонников хотелось выть волчицей – в душу закрадывалось подозрение, что все они считают, будто часть благословения, данного Найте богиней-Матерью, перейдет и к ним, стоит только немного потереться вокруг.

И только во сне девушка оставалась наедине с собой и с Ним…

– Куда же ты пропал? – прошептала Найта с тоской в голосе.

– Вы что-то сказали, моя госпожа? – тут же спросил Алюаэн.

Воспользовавшись представившейся возможностью, он придвинулся ближе:

– Вам когда-нибудь говорили, что у вас изумительные глаза?

Найта хотела ответить: «Тысячу раз!» – но сдержалась: это было чревато гигантскими последствиями в виде несмолкающих потоков извинений вперемешку с комплиментами. Вместо этого девушка сказала другое:

– Пожалуй, мне нужно размяться…

– Но, госпожа, – вскинулся Алюаэн, – зачем такому красивому, умному, величественному и статному цветку, как вы, заниматься столь… не изящным делом?

– Если не буду упражняться, потеряю форму. А я все-таки воин, мастер меча.

– Но, госпожа, – не сдавался воздыхатель, – для чего вообще столь красивой, благоухающей как цветок…

Увидев, что глаза Найты сверкнули бешенством, жалкий пиит сделал неимоверное усилие и пропустил прочие сравнительные обороты:

– …для чего нужно быть воином именно вам?

– Чтобы суметь защитить себя и своего будущего мужа. Нынче мужчины пошли слабенькие…

Алюаэн-Дэйтэ покраснел, отвернулся, сделал вид, что рассматривает отражение розовых облаков на водной глади, а Найта взялась за мечи. Проклятые кавалеры – какая она была дура, когда мечтала об их внимании! А этот бесхребетный бобер хуже всех: его дом был настолько богат и значим, что большинство его членов, включая Алюаэна, могли себе позволить ни разу в жизни не взяться за меч!

Танец мечей только начался, когда на берег озера неожиданно вышел… до боли знакомый человек в черных доспехах. Он!!!!!

Швырнув мечи на землю и не обратив никакого внимания на ошеломленного воздыхателя, Найта бросилась на шею неизвестно откуда взявшегося мужчины. Покрыла его лицо сотней поцелуев, впилась в губы и не отпускала бы их вечность, если бы не проклятый Дэйтэ.

– Что это значит, Наги-Найта?! – завопил тот. – Кто этот человек?! Как тебя сюда пропустили! Отвечай!

– Сделай одолжение, – спокойно произнес Он, – исчезни.

– Да как ты… да я…

– Это мой жених, – заявила Найта Алюаэну, краем глаза внимательно следя за Его лицом.

Слава Матери, упоминание о женихе не пробудило злых чувств. Значит, Он и вправду ее жених. Чудо! Она вновь впилась в его губы, не слушая бормотания уязвленного ухажера. Но когда выражения типа «как ты могла предать род Эльвий!» сменились откровенным: «Я позабочусь, чтобы ты заслужила самую суровую кару!», ее избранник не выдержал: