Читать книгу - "Заградотряд времени. Я из СМЕРШа - Юрий Корчевский"

Второй и третий мотоциклы были уничтожены старшиной. Но и у него смолк пулемет — наверное, лента закончилась. А впрочем, и стрелять было уже не в кого.

Не выпуская из рук винтовку с единственным патроном, я побежал к старшине — не понравилось мне, что он стоит, покачиваясь. Правой рукой старшина опирался на коляску мотоцикла, на левом плече расплывалось кровавое пятно.

— Снимай гимнастерку.

Я обшарил поляну и нашел индивидуальный перевязочный пакет. Осмотрел рану — к счастью, она была сквозной, кость была не задета.

Я перевязал старшину и слегка хлопнул его по спине:

— Жить будешь! Ранение сквозное, до свадьбы заживет.

Я видел, что старшина бледен. Но ведь мы не ели уже два дня — тут любому плохо станет.

Я вытащил из коляски мотоцикла бутылку немецкого шнапса — отвратительного пойла с запахом самогона, откупорил ее и поднес горлышко к губам старшины:

— Глотни немного.

Сам махнул рукой бойцам, подзывая их к себе. Когда они подошли, распорядился:

— Обшарьте все мотоциклы. Забрать все — пулеметы, автоматы, патроны, еду, выпивку, карты.

Бойцы, опасливо озираясь, пошли к мотоциклам. Я же снял с водителя автомат — знаменитый МР-40 и, стянув у него с ремня подсумок с магазинами, нацепил на свой ремень. За голенищем сапога мотоциклиста виднелся краешек сложенной гармошкой карты — забрал и ее. Еды, к моему разочарованию, не оказалось.

Снял с вертлюга пулемет, закинул его себе на плечо. Увидев в коляске металлическую коробку с пулеметной лентой, прихватил и ее. Вытащив из своей винтовки последний патрон, я сунул его в карман — пригодится, а винтовку бросил. Не таскать же такую тяжесть ради одного патрона! Мне и так было тяжело — пулемет и коробка с патронами весили килограммов десять. Был бы я сытым и отдохнувшим — другое дело, а так я и без груза едва ноги передвигал.

Все собрались в лесу. Старшина обвел взглядом бойцов:

— Это все? Не густо.

Немецкие мотоциклисты уложили на поле половину нашего небольшого отрядика. И произошло-то это внезапно — гитлеровцы выскочили как черт из табакерки. Но теперь мы здорово усилили огневую мощь — пять пулеметов, пять автоматов. С харчами, правда, туго. Бойцы принесли пачку галет, шоколадку и две бутылки вина.

Еду разделили поровну. Досталось каждому по одной сухой галетине, маленькому квадратику довольно вкусного шоколада и паре хороших глотков вина. Скудно, однако в животе разлилось приятное тепло.

Мы посидели несколько минут. Старшина поднялся первым:

— Пора. Один мотоциклист ушел — боюсь, как бы он погоню по следу не пустил.

И правда — все что-то расслабились.

— Разделитесь по парам. Один несет пулемет, другой — патроны. Потом меняетесь. Шагом марш!

И мы снова двинулись по лесу на восток.

Километра через два вышли к небольшой деревушке. Долго с опушки леса наблюдали, не покажутся ли немцы. Вроде тихо — не видно техники, не ходят немецкие солдаты.

Старушка вышла из избы — кур накормила, слышно, как поросенок хрюкает.

Лежащий рядом старшина притянул меня к себе здоровой рукой:

— Танкист, сходи в деревню — может, покушать что раздобудешь. Если чего — я из пулемета прикрою.

Пригибаясь за зарослями крапивы и лопухов, я подобрался к избушке.

— Бабушка…

— Ой, кто здесь? — Старушка испуганно оглянулась на голос.

— Свои. Я боец Красной Армии, к своим пробираюсь. Покушать не найдется ли чего?

— Подожди немного.

Вскоре селянка вынесла узелок, протянула:

— Храни тебя Господи, сынок. Только остановите энтих ворогов. Сколько же народу сгубили, супостаты!

— Спасибо, бабуля. Вот соберемся с силами и погоним. Непременно погоним!

Я вернулся в лес, к бойцам. Развернули узелок: краюха хлеба, изрядный шмат сала и вареные яйца. По нынешним временам — целое богатство. Разделив, мгновенно съели. Утомленные бойцы стали устраиваться на траве.

— Подъем!

— Старшина, не в казарме все ж, дай отдохнуть хоть чуток — будь человеком, — взмолились уставшие бойцы.

— К своим выйдем — будете отдыхать.

Так и шли весь день, в основном по буеракам да оврагам, укрываясь от чужого глаза, пока не раздалось:

— Стой, кто идет? Пароль!

— Какой к черту пароль — свои, не видишь? Командира зови! — крикнул старшина.

Внезапный выход на боевые порядки нашей армии не удивил: единой линии фронта не было, и мы вышли в расположение своих частей, даже не заметив передовой. Просто в кустах стоял часовой и поодаль виднелся дзот.

На окрик часового явился молоденький лейтенант:

— Кто такие?

— Мы тут с бору по сосенке: пехотинцы, танкист есть — к своим пробираемся.

— Считайте — дошли. Оружие на землю положите.

— Зачем? Это наш боевой трофей!

— А может, вы диверсанты немецкие. Вот отведу вас к особисту — пусть разбирается.

Пришлось подчиниться и положить пулеметы на землю.

— Сергачев, сопровождай!

Сам лейтенант пошел впереди, часовой замыкал нашу процессию. Идти далеко не пришлось — с километр.

Нас привели к землянке, где, как я понял, расположились особисты. У землянки нас остановили, усадили на траву.

Сначала вызывали рядовых красноармейцев.

После краткого допроса бойцов отвели в часть для пополнения. Старшину мурыжили долго, наконец выпустили.

— Ставят в вину, что «Максим» закопал, — успел бросить он мне.

Часовой подтолкнул к землянке меня. Со света в землянке показалось темно, пахло сырой землей.

За колченогим столом сидел особист в фуражке с васильковым околышем. Стоявший у входа младший сержант сноровисто меня обыскал, вытащил из кармана гимнастерки документы и положил на стол. Я было рот открыл, чтобы сказать, что документы не мои, а убитого Петра, да вовремя сообразил, что сейчас — не время и не место. А свои документы я получить так и не успел, хотя Кривохатько говорил, что мы приказом внесены в списки бригады.

— Ну, расскажи, танкист, как немцам продался, как танк потерял.

Особист был выпивши, рожа красная, да и запашок от него шел. Вскипел я, хотя и не стоило — надо было держать себя в руках.

— Ах ты, крыса тыловая! Водку в тылу жрешь, а сам на передовой не пробовал?

И тут же получил от стоящего сзади младшего сержанта в ухо. В голове загудело, я покачнулся, но устоял.

— Так вот как ты заговорил, шпион гитлеровский! Вот где ты нутро свое показал! Да я тебя сейчас к стенке — без суда и следствия, по законам военного времени!