Читать книгу - "Я вам не Сталин… Я хуже! Часть первая: Перезагрузка системы. - Сергей Николаевич Зеленин"

- Однако жизнь не стоит на месте, время идет и, всё вокруг стремительно меняется! И те «скрепы» - к которым мы привыкли, которые врезались не токмо в нашу плоть – вросли уже в кости, уже не руководства к действию… А якорь на ногах, мешающий плыть!

- В отличии от животного, у каждого из нас есть выбор: держаться этих «скреп» и утонуть безымянным в этом потоке бытия - превратившемся в застойное болото… Или же вырвать их – пусть и, с кровью и мясом и, придумать что-то иное – новенькое, что позволит ему и всему человечеству сделать очередной маленький шаг в будущее… Именно про таких людей слагают стихи, пишут книги и именно это их портреты вешают на стены в кабинетах истории…

Поднеся указательный палец к самому носу оппонента:

- …А про Вас и ваших «специалистов», в лучшем случае в очередной «Войне и мире» напишут: «Die erste Kolonne marschiert, die zweite Kolonne marschiert...127». Скучно, девочки!

Хотел ещё что-то добавить, но тут язык мой заплёлся окончательно и я замолчал, недоумённо оглядываясь вокруг:

«Сам то понял, что сказал?».

- Я не слишком витиевато выразился, друзья? Если что, то прощу извинить…

Глянув на угрюмо набывчавшего старшего брата, Владимир Дмитриевич:

- Витиевато, конечно… Но мы вас поняли, Иосиф Виссарионович. Хорошо поняли!

И с нажимом в интонации, переспросил его:

- Мы ведь же хорошо с тобой поняли товарища Сталина, Михаил?

Тот, встряхивая головой, как будто отгоняя наваждение:

- Опять ты меня в какую-то авантюру втягиваешь, Владимир! Из прошлой то, как только живыми выбрались – чудо прямо какое…

Тот:

- Тогда мы с тобой были молоды и ничего не боялись. Сейчас же, что? Ты боишься умереть стариком, Миша?

И уперев руки в бока – совсем по-ленински, звонко рассмеялся.

Старшак только глубоко вздохнул и затем спросил меня, не поднимая глаз:

- Иосиф Виссарионович! Вы мне обещали как минимум двух сатрапов. Конечно, я Вас сильно уважаю… Но сколько можно Вам напоминать?!

Искрой радости мелькнуло в сознании:

«ВСЁ НА МАЗИ!!!».

Похлопав себя по нагрудным карманам френча – как будто ища сигареты и спички:

- «Сатрапов»? Это мы прям счас…

Пошатывающейся походной подхожу к телефону и довольно-таки быстро дозвонившись до Наркома обороны СССР, на удивление твёрдым голосом приказываю:

- Товарищ Кулик! Генералов Конева и Ерёменко направить в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования Вооружёнными Силами СССР… Срочно!

Глава заключительная. И сим победиши!

Шумилин А.И. «Ванька-ротный»:

«Война — это как раз то, о чём не говорят, потому что не знают. Из стрелковых рот, с передовой, вернулись одиночки. Их никто не знает, и на телепередачи их не приглашают, а если кто-то из них и решается сказать правду о войне, то ему вежливо закрывают рот…

Вот и сейчас, я пишу и вижу — они передо мной, как живые… Я вижу изнуренные, бледные лица солдат, и каждый из них, умирая, хотел что-то сказать… Сказать тем, кто останется после них жить на этой земле, пропитанной их кровью. Эти мысли и не дают мне покоя.

Они — фронтовики и окопники стрелковых рот, перед смертью жестоко мёрзли, леденели и застывали насмерть в снежных полях на ветру. Они шли на смерть с открытыми глазами, зная об этом, ожидая смерть каждую секунду, каждое мгновение, и эти маленькие отрезки времени тянулись, как долгие часы.

Осужденный на смерть, по дороге на эшафот, так же как и солдат с винтовкой в руках, идущий на немца, всеми фибрами своей души ощущает драгоценность уходящей жизни. Ему хочется просто дышать, видеть свет, людей и землю. В такой момент человек очищается от корысти и зависти, от ханжества и лицемерия. Простые, честные, свободные от человеческих пороков солдаты каждый раз приближались к своей последней роковой черте.

Без «Ваньки-ротного» солдаты вперёд не пойдут. Я был «Ванькой-ротным» и шёл вместе с ними…».

Маршал С.К. Тимошенко, Нарком обороны СССР, 1940 год:

«У нас еще много брехни. Бывают случаи, когда набрешет много, а на самом деле, если коснуться глубже в существо дела, то там многое не так, о чем тебе докладывали. Я думаю, что этот род брехни у нас еще живет, но корень ее не в самих людях, люди у нас хорошие, а в нашей системе. Вот за перестройку этой системы мы и должны сейчас взяться, воспитать в себе нетерпимое отношение к любому, даже малейшему недостатку».

Генерал-майор танковых войск В. Г. Лебедев:

«Если солдат совершает подвиг, то это означает, что его командир или дурак, не способный видеть дальше своего носа, или подлец, для которого чужая жизнь копейка».

Карл фон Клаузевиц:

«Если профессия военного вообще что-то значит, она должна опираться на непоколебимый кодекс чести. Иначе те, кто следует за барабанами, будут всего лишь кучкой наёмных убийц».

Следующий день после закрытия моего бюллетеня был 1 февраля 1941-го года - воскресенье и, проснувшись с конкретного бодуна, я решил устроить себе выходной…

Ведь я же не Сталин и Трудовой кодекс чту свято!

А по нему, в воскресенье у всех трудящихся заслуженный отдых.

А я кто, если не трудящийся?

Эксплуататор, что ли?!

Сча, репрессирую…

До обеда опохмеляясь минералкой, бродил как призрак отца Гамлета по дому, не подходя к раскалившемуся от звонков телефону и, рассеяно огрызаясь на бухтение своей благоверной, типа:

- И где мои глаза были, когда замуж выходила… Ведь говорила же мне мама…

- Не трож покойную тёщу! Это святое.

- Что за мужик? Не успел день проработать, как на больничный, а затем в запой…

- Это смотря как работать, Валентина Васильевна! Иной и за один день – столько «дров наломает», что и целый «ГУЛАГ» на лесоповале - за год не управится. И вообще: убавь громкость, любимая – и без тебя голова трещит.

- Пить меньше надо, чтоб голова не трещала!

- Всего ж по «флакону» на рыло… Да куда уж меньше?!

***

Естественно, не просто так ходил-бродил, а размышлял: а не погорячился я вчера по пьяному делу - решив поставить во главе армий и фронтов «цивильных»?

Однако чем ближе к обеду, тем всё больше и больше я убеждался, что я на правильном пути.

Приведший Францию к победе в Первой мировой войне политик и государственный деятель Жорж Клемансо – которого в идиотизме никак не заподозришь, сказал