Читать книгу - "Гридень. Из варяг в греки - Валерий Большаков"

Ярмарку в Новгороде вряд ли можно было назвать таковой. Власти просто «раскручивали и пиарили» новую торговую площадку, чтобы на следующий год привлечь купцов.

Не все решались подниматься вверх по Волхову из-за порогов, поэтому еще до Рюрика были организованы целые команды бичевников, которые за умеренную плату перетаскивали суда через опасные места, пока купцы и команда прохлаждались в их деревнях, отъедаясь – и оставляя дирхемы.

А Европе больше негде было взять серебро – месторождения в Граце еще не были открыты, и зависимость от Халифата являлась отчаянной.

Вот и ублажали арабов. И фелюги да завы арабские, отплывая от Абескуна, пересекали все Хазарское море, поднимались по Итилю до волоков, по Мологе и Чагоде, Воложбе и Сяси сплавлялись в Нево, в будущем названное Ладожским озером.

Ну, и мы решили растрясти арабские кубышки. Известно, что купцы, даже распродав товар, держат кой-чего в заначке, на всякий случай.

К этому времени Великий мост уже был отстроен начерно – бревна уложили, осталось их брусом выстелить, чтобы пролеты гладкими были да ровными.

С утра я с отроками выехал в Городище, где взял «напрокат» три телеги. Запрягли мы их и вернулись на ту самую поляну уже ближе к обеду.

Яшка ждал нас, расхаживая вокруг дощатых ящиков, набитых пустыми бутылками, стаканами, квадратами, нарезанными из витринных и обычных стекол, зеркалами, даже где-то откопанными графинами.

Плоские зеркальца должны были стать хитом сезона, а продавать их я был намерен исключительно за золото. Венецианцы в свое время сказочно разбогатели именно на зеркалах, поскольку стоили они целое состояние. Ничего, мы их опередим…

– Грузим! – велел я отрокам, взятым в двояком качестве – как грузчики и как охранники.

Мы перетаскали тяжелые ящики, аккуратно уложили их на солому и отправились на Торг. Я ехал верхом, а Яшка трясся на козлах.

– Это не дело, конечно, – разглагольствовал он, – таскать товар из будущего. Надо свое производство развивать. Технологии известны, это раньше стеклодувы в Мурано никому ничего под страхом смерти не разглашали, а сейчас…

– Не раньше, – поправил я Амосова, – а позже. На острове Мурано пока не знают секрета плоских зеркал.

Я посмотрел на Мала, проезжавшего по ту сторону телеги, и улыбнулся. На лице отрока было будто написано: «А что я знаю…»

Мал просто лопался от гордости за доверенный секрет, хотя, конечно, ничегошеньки не понимал. Волхвы открыли тайную дверь в свой дом, вынесли оттуда товар…

Ничего в этом предосудительного не было, но многие ли могут похвастаться, что допущены к делам волхвов? То-то.

Когда мы добрались до Великого моста, то обнаружили – стало людно. Люди шли и шли на тот берег, к Детинцу, а уж там собралась огромная толпа народу, кое-как структурированная вдоль торговых рядов.

Люди шумели, радовались, переговаривались, торговались, приценивались, спорили, ругались.

– Меха! Меха! Соболя какие!

– Воск отдаю! Воск чистый, кругами и шарами, по два пуда!

– Почем паволока?

– Дешево отдам! Последний рулон, отдам по весу за вычетом…

– Благовония арабские! Масло розовое! Налетай!

– Железо хорошее, прокованное многажды! Никакая ржа не съест!

– А вот рабы умелые, за сто дирхемов отдам!

Отроки живо освободили место, и мы вкатили телеги, решив торговать прямо с них. Лошадей распрягли и увели, тут же объявился знакомый тиун, взявший с нас дирхем налогу.

Я не стал завлекать народ, решил подождать, пока купцы сами разберутся. Минут через пять показался первый араб, привлеченный стеклянным блеском.

– Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!^[9] – прогнусавил, готовясь сбивать цену.

Увидав свое отражение в зеркальце, он онемел, а в следующее мгновение вся религиозность покинула его в момент. Восточный гость выпалил на приличном местном наречии:

– Золотой динар даю!

– Двадцать динаров, – увесисто поправил я его.

– Беру! И это беру! И это! О-о! Какой сосуд!

Араб благоговейно взял в руки пустую бутылку из-под пива «Балтика» – без этикеток, разумеется.

– Сколько?

– Два динара.

– Даю один динар и пять дирхемов!

– Динар и пятнадцать дирхемов.

– Беру десять сосудов по динару и десять дирхемов!

– Идет. Бери вместе с ящиком, отдаю бесплатно.

– Да пребудет с тобой Аллах, урус! Я бы купил все, но нечем платить! Запомни мое имя, меня зовут Абу Бекр Мустафа ибн ал-Факих ал-Хамадани. Будущим летом я обязательно приведу свои корабли в твой город!

– Приводи, Мустафа. А мы за зиму накопим товару.

– Иншалла!^[10]

Тут и остальные прочухали. Подошел толстый европеец в кафтане, а из-под полы кривые ноги торчат в штанах-обтягушечках, больше всего на колготки похожих.

Сначала он не поверил, что бывают такие гладкие зеркала, да еще такие большие – в две ладони величиной – но присмотрелся и занервничал.

– Это есть стекло? – спросил он.

– Оно самое, – подтвердил я.

– Я бы, пожалуй, взял его… за пять… хорошо, за десять серебряных монет.

– Двадцать солидов, и оно твое, – спокойно сказал я.

Европеец закряхтел, потом глянул на арабов и быстренько расплатился.

Двумя часами позже мы распродали весь свой товар, обогатившись на восемь тысяч золотых монет – динаров и солидов

– Продешевили, – ворчал Амосов.

– Ничего себе! Это… тридцать четыре килограмма золота!