Читать книгу - "Яжмаг - Андрей Олегович Белянин"

маг понимает, что начинает лысеть, а это, увы, пока всё ещё процесс необратимый, он отпускает бороду. Чем длиннее его борода, тем могущественнее колдовские силы. Вспомните хоть Сарумана, хоть старика Хоттабыча, хоть даже Степана Разина. Не чужой человек в Санкт-Петербурге, здесь до сих пор варят пиво с его именем.

Правда, сам мятежный казак был скорее характерником, чем колдуном, но чёрные вьющиеся кудри вкупе с закрученными усами, такой же чёрной окладистой бородой даровали ему весьма неслабые магические возможности. Он уходил из ловушек, сбрасывал кандалы, чувствовал яды, мог отводить глаза, превращая свои разбойничьи ватаги в камыш или тополиную рощу! Недаром взять его смогли лишь предательством, сиречь магией золота.

Так что популярная у молодёжи тема прикладного колдунства в современной России имеет давние и весьма глубокие корни, подрезать которые не удалось ни церковникам, ни царской власти, ни коммунистам, ни даже ельцинским либералам. А уж наш нынешний президент сам из Питера, он знает, с кем стоит поддерживать дружбу…

На Невском мне удалось удержать пару туристов из Екатеринбурга от покупки наручных фенечек у девочки-хиппи. Она попыталась показать мне кривые когти, но я честно предупредил, что вырву их плоскогубцами, если эта дрянь ещё раз посмеет продавать людям бижутерию, сплетённую из волос мертвецов. Через такой браслет легко вытягивать жизненную силу, многие энергетические вампиры такое практикуют, это не тайна.

У нас исторически крайне толерантный город, здесь может найти себе место каждый, но туристы кормят всех, и причинять им серьёзный вред категорически запрещено. Любой яжмаг вправе надавать по ушам мелкой местной нечисти за такие вещи, и они это знают. Но слишком много всякой заезжей шелупони из так называемых соседних республик лезет на наши улицы в поисках халявного заработка и пропитания. Конечно, их ловят специальные службы, контролируемые теми же Хранителями, но и гражданский долг никто не отменял!

На переходе у Театра кукол ко мне попытался пристать небритый, укуренный попрошайка. Просил сигаретку, мелочь серебром, пытался лезть обниматься. Странный даже по питерским меркам, жутко пахнущий мочой и гнилью, бомжеватый мужичок в грязной офицерской шинели, неприлично свисающих трениках, без обуви, но зато в носках.

И вот когда я, уже практически взявшись за рукоять зонта, чуть было не послал его с размаху охладить голову на песчаном пляже у моста в Петропавловскую крепость, нарик неожиданно трезво прошептал:

– Ты яжмаг. Не ходи в лавку.

– Почему?

– Они тебя не выпустят.

– Я спросил, почему ты мне помогаешь?

– Потому что ненавижу таких, как они, больше, чем таких, как ты! – игриво хихикнул он, оставив меня без дыхания. Даже когда он ушёл, я ещё с полминуты не решался сделать вдох – густой аромат мочи, выдержанного пота, спайса, гнилых мухоморов и дикой смеси азиатских трав развеялся далеко не сразу.

Спрашивать, каким волшебным образом он опознал во мне яжмага, откуда был в курсе того, куда я иду и зачем, было поздно. Мужичок, изображая подпрыгивающую походку сутулого павиана, быстро двигался в сторону Екатерининского скверика, называемого в просторечии Катькин сад. Полы его гоголевской шинели, изрядно потраченные молью и крысами, развевались, как флаги, при каждом шаге. Почти фамильяровская рифма, нет?

Я довольно долго смотрел ему вслед, но, кроме меня, он не пристал ни к кому из случайных прохожих. Они были ему неинтересны. Получается, что этот мутный тип торчал тут исключительно ради моей тёмной светлости. И кем бы он ни был, сегодня судьба послала мне именно такого ангела-хранителя. Хотя я бы предпочёл широкоплечего блондина в тунике и кирасе, с огненным мечом в руках. Но не мы их выбираем, без вариантов…

– Кто вооружён, тот предупреждён. – Я благодарно отсалютовал затерявшемуся в толпе бомжу на римский манер. – Идущие на смерть не слишком-то и торопятся!

Но, разумеется, менять цель маршрута было совершенно невозможно. Во-первых, подобные приглашения не принято игнорировать, во-вторых, что бы со мной ни случилось в «Лавке писателей», это явно менее страшно, чем то, что меня ждёт, если я туда не пойду. И это не столько вопрос личной безопасности, сколько профессиональная этика.

Яжмагу не возбраняется прятаться или убегать от проблем, но всё это с одной лишь целью – дождаться соответствующего момента и, демонически хохоча, нанести ответный удар! Причём такой, чтоб во второй раз приставать к вам с глупостями было уже некому. Не то чтоб отбить всякое желание, нет, на фиг отбить всю печень! Поэтому я шёл на встречу подготовленным, то есть не с пустыми карманами.

«Книжная лавка писателей», если использовать полное название, находилась на первом этаже красивого старинного дома, выходящего к перекрёстку Невского проспекта. Чуть дальше, по набережной, можно было сесть на борт небольших прогулочных катеров. Экскурсии по каналам, кстати, действительно познавательны и хороши. Но бог с ними, на минуту я остановился у входа, оглядываясь по сторонам.

Место знаковое, рядом Аничков мост с четвёркой всемирно известных клодтовских коней, символизирующих борьбу человека и животного, с усмирением последнего и победой первого. О бароне Клодте тоже можно было бы многое рассказать, как о великом труженике, скульпторе и мистике, владеющем языком зверей и птиц. К помощи его коней мне также приходилось прибегать, но об этом в другой раз.

Я надел маску (санитарные нормы, будь они неладны!) и решительно толкнул дверь. Лавка встретила мягкой прохладой, какой-то затаённой тишиной и совершенно особенным, неповторимым запахом книг. Не думаю, что его можно было бы как-то описать, но, почувствовав хоть раз, не забудешь уже ни за что на свете. Всё здесь, от порога и до потолка, говорило о непререкаемом авторитете Её Величества Литературы, во всех мыслимых и немыслимых проявлениях этой мировой и даже надчеловеческой власти.

Книги здесь были везде – на полках, в шкафах, на столе, на стеллажах, тумбах, на выставочных стендах и даже на подоконниках. Читателю предлагалось всё – от устаревшей классики до бурых современников, от слезливой мелодрамы до чистого фэнтези, от высокой поэзии до матерщинных пьес, от жёсткого детектива до слюнявых сказок, от документальной прозы до бесстыжего псевдонаучного бреда – только читай, выбирай, пробуй! В плане своеобразия, собственного стиля и лица этот магазин по праву занимал своё особое место в жизни города.

Но меня пригласили сюда не за литературой. И я пришёл.

Глава девятая

Что в имени твоём? Осенний лёд,

И привкус Греции, и аромат распада,

И на столе раскрыта «Илиада»,

Читаемая ночи напролёт…

– Ярослав Мценский? – с улыбкой обратилась ко мне девочка за кассой.

– Ярослав ибн Гауда Мценский, – мягко поправил я, потому что нельзя позволять прислуге обращаться к тебе неполным именем. Это общее