Читать книгу - "Судьбы местного значения - Владислав Валентинович Стрелков"

Сержант не ответил. Лицо у него стало задумчивым и очень усталым. А лейтенант подумал — не с батальона ли диверсантов эти солдаты? А может, какое особое подразделение? Судя по транспорту, их тут пара отделений. Почему так мало?

От деревни вдруг послышались крики и резкие команды. Чичерин разобрал только «Halt». Лейтенант с сержантом приподнялись и выглянули. На околице солдат прибавилось. Пулеметчик на броннике навет пулемет на противоположную сторону поля. Да и другие солдаты целились туда же. Что там такое — не видно. Рискнули еще привстать.

- Мать его так! — тихо выругался сержант. — Наши вроде…

Из-за кустов показались двое красноармейцев. Они шли, задрав руки, а следом пара немцев подталкивали их стволами карабинов.

Выведя красноармейцев немцы принялись их обыскивать. Из-за кустов показались еще солдаты. Один из них отрицательно покачал головой, при этом что-то сказав офицеру. Тот кивнул и что-то скомандовал. Обысканных бойцов отпихнули к кустам и подняли карабины. Залп.

— Твою ж мать! — выдохнули одновременно Степаненко с Чичериным.

Послышалось щелканье затворов. Скрипнул зубами сержант. Лейтенант вдруг обнаружил, что сжимает пистолет. Хотелось подняться в атаку и стрелять, стрелять, стрелять. Но тут включился разум.

— Не стрелять! — зашипел чуть обернувшись.

Сержант встрепенулся и скользнул к дороге. Послышался его злой шепот.

Надо что-то делать. Враги вот они. Только что расстреляли сдавшихся бойцов. Походя!

Это видели немногие, но узнали все. Даже Маврищев зубами скрипел и порывался встать. Ударить по немцам сейчас — безумие. До них более трехсот метров. Три 'Суоми и дюжина мосинок, к которым патронов кот наплакал, одна граната, плюс тяжелораненый боец. А у немцев только пулеметов семь единиц, три автомата, и это если карабины не считать. Но надо же что-то делать. Чичерин обернулся и сразу поймал пристальный взгляд Абадиева. Глаза его горели злостью. К гадалке не ходи — остальные тоже пылают яростью.

Лейтенант еще раз посмотрел на немцев. Те в основном у домов находились. По количеству судя все тут, разве что охранения не хватает, если немцы его выставляли. План сразу сложился. Чичерин присел, надел фуражку, закрепив её тренчиком под подбородком.

— Сержант!

Тот метнулся к командиру.

— Тре бойцов со мной, с остальными выдвигайся вон туда, — и Чичерин указал на край деревеньки, — вроде как овраг там. Оставь кого с раненым, а сам дай сигнал мне вон оттуда и дома обойди. Начнешь первым. Постарайся гранату в броник закинуть и пулеметчиков выбивай. Не мне тебя учить…

— Понял, командир.

По задумке сержант завязывает бой, а лейтенант ударяет в тыл, а для этого надо по полю проползти до противоположных кустов. Триста метров ползком. После пережитого это расстояние большим не кажется. Надо — и километры осилим.

Выдвинулись сразу, но не напрямую, а чуть наискось. К краю поля, где будет видно ближнюю хату. Четверо торят себе путь сквозь колыхающееся ржаное море. Колосья стоят плотно. С них что-то сыпется. Колючее. Пыль забила рот. Позади пыхтят бойцы. Видно ли как чертится четкая полоса примятых колосьев? Следит ли кто из немцев за полем?

Вот он край наконец, но нужное место видно плохо.

Чичерин приподнялся, предварительно сняв фуражку, выглянул. Немцы сгрудились у техники. В бронетранспортер что-то грузят. Вроде как на месте все. Сняли ли охранение? Где же сержант?

Да вот он! Степаненко подал условный сигнал, значит, пора выдвигаться к кустам.

Вдруг заработали моторы. Лейтенант осторожно приподнялся и выглянул. Пара мотоциклов уже ехала по дороге, за ним тронулся броневик, а следом остальные.

— Куда это они?

Бойцы тоже смотрели на удаляющегося врага. Лейтенант заметил Степаненко и бойцов, что сгрудились у крайнего дома. Тоже смотрели вслед немцам.

Колонна скрылась. Стало очень досадно. Чичерин в сердцах сплюнул тугую слюну.

— Голубев, дуй к сержанту. Скажи, пусть с бойцами пройдут вдоль домов. Проверить — остались ли тут немцы. И местных пусть найдут. Остальные за мной!

Уже не особо скрываясь, выдвинулись к противоположной лесной опушке. Убитых красноармейцев нашли быстро. Один из бойцов склонился над телами.

— Да это с нашего батальона!

— Уверен? — встрепенулся лейтенант.

— Уверен, командир. Это Сиротин, а это Ковалев.

Бойцы переглянулись. Значит, та канонада, что грохотала поутру…

Думать о том, что немцы разгромили полк, не хотелось. Немецкий танковый клин…

Стало больно. Прости, Витька. Не смог…

Подошел сержант.

— Немцев нет, — доложил он. — Я дозоры выставил. Вдруг что…

— А местные?

— Не видели мы местных.

— Как это?

Степаненко пожал плечами.

— Мы пробежались вдоль домов. Особо не смотрели, но дома нараспашку, и никого…

— Может в лесу спрятались? — предположил Чичерин.

— И бросили хозяйство? — возразил Степаненко.- Там коровы, овцы, свиньи. Некоторых немцы прирезали и с собой прихватили, но скотинка осталась. Всяко бы селяне пошли проверить как она там.

Лейтенант согласно кивнул — об этом и не подумал. Но на вопрос — куда подевались селяне, ответа не нашел. Размышлял он недолго.

— Поставь двоих могилку выкопать, — сказал он. — Похороним бойцов по-человечески. Остальным осмотреть дома и пристрои. В подпола заглянуть обязательно…

Организовывая людей, лейтенант понял, что вынуть тетрадь и почитать не выйдет. Придется осмотреть дома в поисках хозяев. Степаненко взял одного бойца и начал осмотр с другого края деревеньки, а Чичерин с Голубевым направился к первому двору.

Сколоченная из доски калитка оказалась пробитой пулями. В кого стреляли немцы стало ясно, когда они её отворили. За ней лежал мертвый пес.

Лейтенант и боец пару минут стояли у тела единственного защитника, который погиб, но не покинул свой рубеж.

Потом они осмотрелись. Двери сараев, скотников, дома распахнуты настежь. Какие-то тряпки беспорядочно валяются на крыльце и в сенях. В доме вообще, как Мамай прошел. Сорванные занавески, распахнутый и перевернутый сундук, разбросанные вещи, битые черепки горшков, что-то на полу пролитое, тут же чугунки с остатками варева…

Чичерин подошел к печи — горячая. С утра топленная. Затем он прошелся по хате. Заглянул во все закутки. Бедлам и никого. Странно. Куда же селяне делись?

У красного угла лейтенант увидел сорванную икону, из лампадки разлилось масло, а рядом валялась разбитая рамка с фотографиями. Судя по обломкам её явно растоптали. Лейтенант наклонился и, подобрал измятую и надорванную в нескольких местах фотографию. На ней молодая женщина с ребенком на руках, а рядом красный командир, с капитанскими петлицами. На других фото пацан с деревянной саблей, усач в буденовке, старичок со старушкой…

Чичерин аккуратно расправил все фотографии и положил их на подоконник.

Голубев за спиной чем-то зазвенел. Лейтенант повернулся — боец ногой сдвигал половик, звякали черепки.

— Тут подпол, командир, — пояснил боец. — Заглянем?

— Открывай.

Поддев кольцо, Голубев напрягся — крышка была тяжелой, из толстого горбыля слаженной. Чичерин помог её поднять. Подпол оказался неглубок — чуть больше метра. Внутри было сумрачно. Боец спустился по приступку и присел. Неожиданно вскрикнул и отшатнулся.

— Что⁈ — лейтенант выхватил пистолет.

— Кошка, мать её ети! — выдохнул Голубев. — Глазами сверкнула и в продых шмыгнула.

— А-а-а, ясно, — «тетешник» вернулся в кобуру. — Есть кто там еще?

— Никого, командир. Горшки только с чем-то…

— Тогда вылазь.

Боец выбрался и заодно поднял чугунок, лежащий у проема, понюхал.

— Это были щи, — сказал он и потряс чугунок.

Вывалился кусочек вареного мяса.

— Хм…

— Что? — спросил Чичерин.

— Мясо варили. Надо ледники смотреть, командир. Может там селяне спрятались?

Чичерин всю жизнь в городе прожил, в нюансах сельской жизни мало понимал. Где искать эти ледники понятия не имел.

— Ледник, говоришь? — задумался лейтенант. — Вряд ли, холодно же там… но посмотрим.

Заглянули в сараи. В курятнике сплошь перья, и ни одной птицы — ясно, что немцы их прихватили. В скотнике тоже пусто. Боец кровь на соломе заметил. Значит и порося прирезали тут же…

Ледник следовало искать на склоне, так Голубев пояснил. Но прежде решили проверить другие дома.

Осмотрели еще два двора. Та же самая картина — протопленные печи, беспорядок и никого. Голубев, заглянув в печь, заметил чугунок. Сунул руку к нему. Отдернул. Подул на палец, шаря глазами вокруг. Заметил ухват. Подцепил ухватом чугунок и вынул его из печки. Понюхал.

— М-м-м… — на лице отразилось блаженство. — Щи… томленные.

Чичерин тоже уловил аромат варева. Потекли слюни и в животе