Читать книгу - "Туман войны - Диана Курамшина"

Из-за его похмелья, помощь опоздала и остаток корпуса Неверовского с трудом отошёл к Смоленску устлав дорогу трупами русских солдат.

Произошедшее довольно бурно обсуждали в городе, хотя многие проявляли сочувствие принцу, считая причину его поступка уважительной.

Но вскоре всем стало совершенно не до сплетен. Четвёртого августа, с шести утра французские войска начали обстрел Смоленска. Заранее ожидая это, остатки нашего Могилёвского госпиталя уже находились за городом, ожидая раненых.

Мы расположились у речки, недалеко от крепостной стены. Учитывая мои предположения относительно количества будущих пациентов, наличие рядом текущей воды должно было стать большим подспорьем. С краю утоптанной площадки для меня и девушек на расстоянии друг от друга сколотили удобные высокие столы. К торцам приладили, заказанные Павлом по моей просьбе, высокие металлические стойки для ламп.

Увы, но мне оставили всего лишь десять человек из старой инвалидной команды. Остальных по распоряжению Виллие передали в помощь другим группам. Хорошо хоть удалось отстоять Гаврилу Федосеевича. Я настолько привыкла, что старший унтер без напоминания решал многие вопросы нашего «развозного» госпиталя, что просто не представляла, как буду справляться без него. Вот и сейчас, он организовывал костры, горячую воду, разделял привезённый женихом новый аптекарский запас.

Павел Матвеевич после беседы с Багратионом почти не появлялся. Только после начала обстрела он заехал ненадолго и всё время простоял со мной обнявшись, совершенно не реагируя на недовольство Ольги.

Спустя несколько часов начался первый штурм. Сражение то затихало, то набирало силу. В первое же затишье стали подвозить раненых. Но можно было сказать, что этот день прошёл спокойно.

Я даже лицезрела кавалькаду губернатора Аша, спешно покидающую город. А так, в течении всего дня рядом с нами не останавливаясь, «текла» людская река. Кто на телеге, а кто и пешком, жители покидали Смоленск. В глубоких сумерках из города вынесли икону смоленской божьей матери, а звон колоколов городских церквей сливался с треском падающих от обстрела зданий и гулом сражения.

Но мы мало обращали на это внимание. Было много раненых. Но хорошо организованная генерал-гевальдигером^[43] служба, распределяла их почти равномерно между врачами, также как и я, расположенными в разных местах на выезде из города. А посему, к вечеру мы хоть и чувствовали себя уставшими, но не потеряли никого из пациентов. Впрочем, самое «горячее время» началось с четырёх утра следующего дня.

Пятого августа штурмы следовали один за другим до самого вечера. При этом каждый начинался с яростной канонады. К ночи многие части города были полностью охвачены пожарами. Столбы дыма повсеместно поднимались в и так жаркое небо.

Но всё это прошло мимо меня. Как только достаточно рассвело, мы смогли приступить к работе с ново привезёнными. С этого момента и до самой темноты, когда даже свет лампы уже не давал возможности оперировать, я не отходила от стола. Ольга пыталась кормить меня в те моменты, когда я мыла руки и свой незаменимый фартук, после очередного пациента. Пользоваться столовыми приборами самой, банально не хватало времени и сил.

«Подопечные», обычно только помогавшие мне, вынуждены были применять всё, чему научились для самостоятельной работы. В помощь каждой из девушек выделили «инвалидов». С небольшими ранениями они старались справиться сами. Мне же доставались только самые сложные пациенты, число которых постоянно увеличивалось. В пылу сражения нетяжкие раны не замечались солдатами до тех пор, пока получившие их не падали от истощения сил и обильного кровотечения. Только тогда их и выносили.

Из татар, с нами остался только помощник Ахмеда, Руслан, который на пару с Егором старательно осуществлял охрану. Остальная группа ушла вместе с Павлом. Где они сейчас, а главное, жив ли мой жених и не ранен ли, я не имела понятия. Задумываться об этом, впрочем, как и страдать, не было никакой возможности. Когда наконец наступила темнота, не дающая возможности продолжать работать, я уже валилась с ног от усталости. Отказавшись от ужина, просто заснула в дормезе, не пытаясь переодеться.

Разбудили меня среди ночи взрывы невероятной силы. Егор оказался за открытой дверью с пистолетами в обоих руках. Пока Степанида зажигала свечу, заметила девушек, которые сжавшись, сидели на полу в обнимку. В этот момент мы услышали мужские голоса, что кричали на улицах Смоленска, оповещая об отступлении русской армии и приглашая тех, кто хочет уходить из города, собираться немедленно, пока ещё не зажжён днепровский мост. Поняла, что это Михаил Богданович дал команду взорвать оставшиеся в городе пороховые склады и нам надлежит срочно покидать Смоленск.

Через час прибыл вагенмейстер^[44], который хотел лично убедиться, что мы готовы к отправке и вместе с Гаврилой Федосеевичем обсуждал наше место в организуемом обозе.

Пока остальные занимались погрузкой, мы с девочками пытались хоть как-то помочь новым прибывшим раненым.

Перед самым отъездом нас нашёл Ахмед, привёзший записку от Павла. Благодарение Господу, с моим женихом было всё в порядке. Если и есть какие-то раны, то он об этом не писал, да и татарин не собирался делиться подробностями. Но новость о том, что «провидец» жив, немного ослабила натянутую струну страха в груди. Мне было обещано, что вскорости догонят, а пока я должна отправляться с госпитальным обозом в Можайск.

Уже отъехав от Смоленска, мы ещё долго слышали гром пушек и видели, как всю большую и большую часть города охватывал пожар, распространяя вокруг густой дым.

В середине дня нас нагнал отряд Павла. Он рассказал, как пока, с одной стороны, Смоленск покидали наши войска, в горевший город разом через несколько окраинных улиц вступали французы. Русский арьергард под предводительством генерала Коновницына и полковника Толя отчаянно оборонялся, продолжая старательно задерживать неприятеля. Наши солдаты рассыпались по садам и опустевшим домам, а там по одиночке стреляли в группы наступающих, да в прислугу французской артиллерии, своими жизнями оплачивая отступление русских войск.