Читать книгу - "Зотика - Кларк Эштон Смит"

Эти мучения и терзания почти довели юношу Амалзаина до безумия. Все же он не осмеливался жаловаться или говорить с другими ни о чем, что созерцал, поскольку знал, что эти ужасы, или вовсе не существовали или существовали только для него одного. Ночью он то и дело просыпался от прикосновений мертвых тварей. Ежедневно, его постоянно преследователи отвратительные призраки, и он не сомневался, что все эти ужасы посланы Улуа, возмущенной его отказом. Он помнил, что Сабмон намекнул ему о темном очаровании, от которого его не сможет защитить пепел Яос Эбне, хранящийся в серебряном амулете. И уверившись в том, что на него наложены определенные чары, молодой виночерпий вспомнил последний завет старого волшебника.

Теперь чувствуя, что больше ему не будет никакой помощи от колдовства Самбона, он предстал перед королем и попросил позволения ненадолго отлучиться со двора. Фаморгх, который был доволен своим виночерпием, кроме того ставший замечать его бледность и болезненный вид, с радостью дал свое позволение.

Душным осенним утром, усевшись на лошадь, выбранную им за скорость и выносливость, Амалзаин отправился на север из Мирааба. Странная тяжесть повисла в воздухе, и большие темно-красные облака напоминали высокие, куполообразные дворцы джиннов на вершинах холмов. Солнце, казалось, плавало в озере расплавленной меди. Ни одного стервятника не было в безмолвных небесах, и все шакалы попрятались по норам, словно в преддверии неведомой опасности. Но Амалзаин стремительно поскакал к хижине отшельника Самбона, до сих пор преследуемый прокаженными, объеденными личинками, которые то и дело вставали перед ними, то и дело появлялись среди серовато-коричневых песков. И он слышал стенания суккубов под копытами его лошади.

Следующая ночь выдалась душной и беззвездной. Он как раз прибыл к колодцу среди умирающих пальм. Здесь он лег, не в силах заснуть, все еще чувствуя проклятие Улуа – ему казалось, что сухие, пыльные личи могил пустыни крепко прижимаются к его бокам, а их костистые пальцы тянут его в бездонные песочные ямы, из которых они поднялись.

Усталый и находящийся словно во власти дьявола, юноша достиг странного дома Сабмона в полдень на следующий день. Мудрец приветствовал его нежно, не выказывая удивления. Он выслушал историю виночерпия, словно не первый раз слышал подобный рассказ.

– Это, и много большее, было известно мне с самого начала, – объявил он Амалзаину. – Я могу уберечь тебя от чар Улуа. Но я хотел, чтобы ты прибыл сюда в это время, оставив двор старого Фаморгха и злой город Мирааб, чье беззаконие теперь очевидно. Неизбежная гибель Мирааба, хоть и не замеченная астрологами, была объявлена в небесах. И я не хотел бы, чтобы ты разделил его судьбу. Когда-то должны были разрушиться чары Улуа, – продолжал он. – Они должны вернуться к той, кто послал их. Иначе они часто будут посещать тебя, даже после того как сама ведьма уйдет к своему черному повелителю – Тасаидону, на седьмой круг ада.

А потом, к удивлению Амалзаина, старый чародей принес из кабинета слоновой кости овальное зеркало темного и необоженного металла и поместил его перед собой. Зеркало поддерживала подставка из мумифицированных рук, отчасти скрытая под тканью. И глядя в это зеркало, Амалзаин не видел ни собственного лица, ни лица Сабмона, ничего из самой комнаты – никаких отражений. Однако Сабмон приказал юноше, внимательно наблюдать за зеркалом, а потом направился в маленькую молельню, отделенную от комнаты длинными и необычно окрашенными рулонами пергамента из верблюжьей кожи.

Глядя в зеркало, Амалзаин знал, что посланцы Улуа приходили и проходили мимо него, стремясь завладеть его вниманием с помощью грязных жестов, которые обычно использовали проститутки. Но юноша решительно уставился на металл в котором ничего не отражалось, и скоро услышал голос Сабмона, поющего без пауз могучие слова старинного заклятия изгнания нечистой силы. Теперь из-за занавесок исходил почти невыносимый запах горящих благовоний, вроде тех, что используют, чтобы отогнать демонов.

И тут Амалзаин почувствовал, даже не отводя глаза от зеркала, что посланцы Улуа исчезли подобно парам, сдутым ветром пустыни. Но в зеркале отражалась мрачная сцена. Казалось, юноша наблюдал мраморные башни города Мирааба под мрачными бастионами сгущающихся облаков. А потом сцена изменилась, и он увидел зал дворца, где старый и пьяный в заляпанных вином пурпурных одеждах Фаморг кивал головой, сидя среди своих министров и подхалимов. Снова изображение в зеркале изменилось, и юноша увидел комнату с гобеленами самого бесстыдного содержания, где на ложе, освещенном ярким огнем, сидела принцесса Улуа со своими самыми последними возлюбленными среди дымящихся золотых кадил.

Удивляясь и глядя в зеркало, Амалзаин заметил странную вещь: пары кадил, поднимаясь, уплотнялись и с каждым мгновением все более четко принимали форму тех видений, которые так долго преследовали его. Они поднимались и множились, пока вся комната не оказалась заполнена икрой ада и рвоты демонов. Между Улуа и ее возлюбленным, что сидел от нее по правую руку – капитаном охраны короля, кольцами извивалась чудовищная ламия. Она опутала их обоих своими смертоносными объятиями, прижимая их к своей человеческой груди, а возле левой руки принцессы появился полусъеденный труп. Из-за беззубых губ он выглядел плотоядным чудовищем. С него на Улуа и ее второго воздыхателя – конюха – посыпались опарыши. И раздуваясь, словно пары над котлом ведьм, другие ужасные твари обступили ложе Улуа. Они нашептывали непристойности и тыкали в нее пальцами.

А потом словно отражение этого адского окружения, ужас появился в глазах капитана и конюха. Страх читался и во взгляде Улуа. Казалось в ее глазах отражается бледное пламя, горящее на дне ям, никогда не видевших солнечного света. И груди принцессы дрожали под одеждами. Но вот отражение в зеркале начало яростно раскачиваться. Кадила на длинных шестах рухнули на пол, и гобелены с бесстыдными картинами закачались, как паруса в сильный шторм. Широкие трещины появились в полу, возле ложа Улуа. Одна из трещин стремительно углублялась, земля разошлась от стены до стены. А потом часть пола откололась и принцесса вместе с двумя ее возлюбленными и их чудовищным эскортом с громким грохотом полетела в расселину.

После этого зеркало потемнело, но в какое-то мгновение Амалзани сумел разглядеть бледные башни Мирааба, рушащиеся и падающие на фоне небес, черных, как адамант. Само же зеркало задрожало, и его скрытые металлические крепления начали шататься. Зеркало готово было рухнуть. Удивительный дом Сабмона тоже качнуло землетрясение, но он был построен добротно, и выстоял в то время как особняки и дворцы Миррааба распались в руины.

Когда земля прекратила дрожать, Сабмон вышел из молельни.

– Бесполезно поучать на примере того, что случилось, – объявил он. – Ты узнал истинную природу чувственного желания, и созерцал крушение нравов. Теперь, став мудрее, ты в первую очередь станешь обращать внимание на то, что нельзя купить, на то, что лежит за гранью этого мира.

После того, до самой смерти Сабмона, Амалзаин проживал с ним и стал его единственным учеником в науке звезд и тайных искусств заклятий и колдовства.