Читать книгу - "Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной - Евгений Юрьевич Лукин"

доктора Безуглова хотелось поспорить, в крайнем случае мысленно огрызнуться: дескать, от Президента и слышу! Труднее было оправдаться по комплексу Каина. Действительно, ревнуя к общему делу, испытываешь подчас жгучее желание убить того или иного своего собрата. А то и всех разом.

Сексуальные меньшинства Сызнова, не затронутые бредом альтруистическим, давно сбились в мирные замкнутые тусовки. С отчизнолюбивыми дело обстояло иначе. Потому-то и кулючили постоянно у входа в «Последнее прибежище» бригады «неотложек». Состоящие на учёте патриопаты обожали разбиваться на фракции и учинять внутренние правилки и разборки.

Странный народ. Искренне радовались, встретив соратника на улице, а в клубе готовы были того же самого человека порвать в клочки при малейшем разногласии.

Позавчера, например, в «Прибежище» подрались два таких соратника. Сплетясь, как пара змей, они катились по ступенькам пологого крыльца на выход, и каждый хрипел о ненависти к инородцам. В приёмном покое выяснилось, что оба пострадавших славяне чистых кровей, просто речь шла о разной степени ненависти.

Сейчас неподалёку от Артёма за столиком восседали три особи женского пола и с оскорблённым видом пили кофе из безопасных пластмассовых пиалушек. Презрительно прищуренные глаза каждой из трёх девиц блуждали по залу, приостанавливались на ком-либо из присутствующих и, уничтожив морально, следовали дальше. Наиболее частому испепелению подвергался дальний угол, где в окружении единомышленников шумно витийствовал смуглый ястребиноликий живчик. Там собирались бисексуалы – двуличные твари, способные одновременно любить и женщин, и Родину.

Значительная часть застарелой девичьей ненависти доставалась также этакому пожилому Квазимодо, одиноко сутулившемуся под портретом поэта Николая Клюева. Впрочем, подобных типов тут не жаловал никто и иначе как педороссами не величал. Горбун томился. Поговорить ему пока было не с кем. Время от времени доставал сотовый телефон и, нажав кнопку, с печальной улыбкой слушал первые такты некогда популярной песни «Гей, славяне».

На Стратополоха три мегеры смотрели с особым омерзением. Квазимодо и тот поглядывал на него с превосходством. Не зря же таким, как Артём, был отведён крайний столик у самого входа. Почувствовав на себе очередной казнящий взгляд, литератор досадливо дёрнул плечом и снова склонился над наладонником.

«Секс и насилие – что общего в этих двух понятиях? – сосредоточенно набирал он, сноровисто касаясь буковок кончиком стила. – Секс – составная часть любви. Насилие – составная часть убийства. Да, конечно, бывает сексуальное насилие, но ведь бывает и экономическое, причём убийств на этой почве куда больше, чем на сексуальной. Пропаганда экономики и насилия – вот с чем надлежит бороться по-настоящему…»

Народу под навесом прибавлялось. Вошёл загадочный юноша в чёрном кожаном плаще до пят. Бритые виски, минимум косметики. Оглядевшись, подсел к горбуну. Тот оживился, спрятал сотовый телефон, и они взволнованно о чём-то заговорили.

В дальнем углу грянули крики. Кто-то перескочил со стула на стол. Судя по всему, там сменили тему.

– На территории Украины…

– Не «на территории Украины», а «в территории Украины». Гра-ма-тей!..

– Какая Украина? Нет никакой Украины! Доказано, что украинский язык – следствие расстройства речевых функций…

– Кем доказано? Уж не Безугловым ли?..

«Конечно, все мы здесь уроды, – растроганно думал Стратополох, с грустной нежностью оглядывая бурлящее сборище. – Можем поругаться до визга, до хрипа, можем даже до рукоприкладства дойти. И всё же лучше урод, чем натурал. „Нормально функционирующий человек“. Надо же пакость какая! „Нормально функционирующий…“»

– Киев – мать городов русских? Какая, к чёрту, мать, если он мужского рода?

– Русь опетушённая, гы-гы-гы…

– Позволь-позволь! Киевская Русь! Это ж издевательство… Это всё равно что сказать: «Парижская Англия»…

– Издевательство не издевательство, а на Хохлому претендуют!

– Чего-о?!

– Того! Ты вслушайся: Хохло-ма. В переводе – «Мать-Украина». Стало быть, говорят, наша исконная территория…

Артёму остро захотелось вмешаться в спор, но делать этого не следовало ни в коем случае. Во-первых, никто его в таком гаме не услышит – глотки-то лужёные! А во-вторых, хоть они и бисексуалы, а Стратополоха в своих рядах не потерпят.

Жаль. Литератору было что сказать. О том же, к примеру, Владимире Красное Солнышко. Действительно, странная складывается картина: князь – Киевский, а богатыри у него – сплошь наёмники-великороссы. Алёша – из Ростова, Добрыня – из Рязани, Илья – из Мурома. Ежели покопаться, глядишь, и сызновский кто сыщется…

* * *

Сквозь приваренную к опорам, нарочито грубую решётку виднелась площадь и часть примыкающей к ней улицы. Вот из-за угла торгового комплекса «Электра» показался человек. Мужчина. Высокий, плечистый, светлобородый и светлоглазый, вообще похожий на викинга, он стремительно шёл прямиком ко входу в «Последнее прибежище» и странным образом нарушал при этом законы перспективы: приближаясь, уменьшался. Кажущийся громадным издали, достигнув плоского крыльца, стремительный пешеход обернулся в итоге аккуратненьким коротышкой – примерно до плеча Артёму.

Мужественное личико его было исковеркано яростью. Наверное, именно с такой пугающей гримасой берсеркеры грызли перед битвой краешки своих щитов.

Сердце ёкнуло. Что-то, видать, стряслось.

– Дождались? – зычно вопросил вошедший, останавливаясь в центре веранды.

Просто поразительно, как в столь компактном организме мог возникать звук такой силы.

Запнулись все, даже митингующие бисексуалы.

– Поздравляю вас, – язвительно продолжил пришелец. – Нашего Эскулапа опять понесло в вопросы языкознания.

– Неужто на арабскую вязь переходим?

– Нет. Снова на кириллицу.

На крытой веранде отмерли, закрутили головой, растерянно забубнили вразнобой. Гулко и невнятно, как в парилке. Такое впечатление, будто доктор Безуглов нарочно их дразнил. Взял вот и лишил очередного повода к недовольству!

– Суть лечебной методы… – Недобрый вестник слегка возвысил голос, и этого оказалось довольно, чтобы перекрыть крепнущий гомон. – Суть лечебной методы – в замене краеугольного нашего глагола. Причём как в письменной речи, так и в устной… Существительные пока убереглись. Пока!

Оторопелая тишина.

– Как же его заменишь? – вырвалось у кого-то.

– А как Хемингуэй заменял, – в холодном бешенстве пояснил пришелец. – «Я любил её всю ночь. Я любил её на ковре. Я любил её в кресле. Потом я перенёс её на кровать и до утра любил её на кровати».

Плюнул от омерзения, крутнулся на каблуке и, выйдя вон, двинулся прочь через площадь, с каждым шагом становясь шире в плечах и увеличиваясь в росте.

Дальнейшее потонуло в буйной разноголосице:

– Да уж лучше латиница!..

– Это почему же лучше?..

– Позвольте-позвольте… Да плагиат же! Чистой воды плагиат! Эпштейн…

– Кто Эпштейн?! Я – Эпштейн?..

– Тихо-тихо! Ну-ка отпусти его…

– …ни в какие ворота не лезет! Исконное древнее речение…

– Так ведь… неприличное же…

– Это враги наши сделали его неприличным!

– Оглянись окрест, братка! – взахлёб втолковывал кто-то кому-то. – Всё изменилось: одежда изменилась, язык изменился. Что нам досталось неизменным от пращуров? Мат да код…

Затем посреди веранды возник готический дылда. Костлявые кулаки его