Читать книгу - "Нейромант. Трилогия «Киберпространство» - Уильям Форд Гибсон"

с гримасой на лице протягивая ей здоровую руку, – помоги мне встать с этого…

– Но тебе же требуется медицинская помощь.

– Да неужто?

Он умудрился подняться на ноги и заковылял к туалету, как вдруг дверь отворилась и с темной лестничной площадки в комнату заглянул Петал.

– Если вы сломали мой чертов замок, – приветствовал его Тик, – неплохо бы за него заплатить.

– Прошу прощения, – сказал Петал, моргнув. – Я пришел за мисс Янака.

– Тем хуже для вас. Я только что говорил по телефону с ее отцом. Большой босс сказал нам, что Суэйн сыграл в ящик. Сказал, что посылает сюда нового босса. – И Тик улыбнулся плутовато и с триумфом.

– Но, видите ли, – мягко проговорил Петал, – это я.

42

В цеху Фабрики

А Черри все кричит.

– Заткните ее кто-нибудь, – бросает Молли от двери, где стоит со своей маленькой пушкой в руке, и Моне кажется, что Молли обращается именно к ней.

Кто, как не она, Мона, может передать Черри частицу своего покоя, где все так интересно и ничто тебя не достает, и по пути через комнату она видит на полу скомканный зиплок и вспоминает, что там ведь были еще какие-то дермы. Может, это как раз то, что поможет Черри успокоиться?

– Вот, – говорит она, подходя к девушке, выдавливает дерм из упаковки и налепляет ей на шею.

Крик Черри скользит вниз по шкале громкости, стихает до невнятного бульканья, и она оседает по стене старых книг, но Мона уверена, что с ней все будет в порядке. Однако внизу стрельба – автоматные очереди. Снаружи за Молли пролетают, с треском отскакивают, рикошетят от стальных балок белые трассирующие пули. А Молли кричит Джентри, чтобы включил чертов свет.

Это должно означать лампы внизу, потому что здесь, наверху, все залито ярким светом, настолько ярким, что Моне видны маленькие пушистые шарики и разноцветные следы, которые тянутся за вещами, если внимательно приглядеться. Трассеры. Вот как называются эти пули, которые светятся. Эдди рассказывал ей о таких во Флориде, когда охрана гоняла их с частных пляжей, стреляя из темноты.

– Ну да, свет, – говорит лицо с маленького экрана. – Ведьме плохо видно…

Мона улыбается ему. Она не думает, что кто-нибудь, кроме нее, это услышал. Какая еще Ведьма?

И вот Джентри и большой Слик начинают, кряхтя, срывать толстые желтые провода со стен, где они были прикреплены серебристой лентой, и втыкать их в эти железные ящики. Черри из Кливленда теперь сидит на полу с закрытыми глазами, а Молли, пристроившись на корточках у двери, обеими руками сжимает пушку, а Энджи…

Успокойся.

Она услышала это слово, сказанное чьим-то голосом, но голос этот не мог принадлежать никому из тех, кто был в комнате. Она подумала, что это, должно быть, Ланетта, только она умеет так сказать – сквозь время, сквозь покой.

Потому что Энджи сидит на полу рядом с носилками, ноги согнуты в коленях неподвижно, как у статуи, руки обнимают тело мертвого парня.

Лампы тускнеют – это Джентри со Сликом нашли нужный контакт, а Моне чудится, что она услышала, как лицо на мониторе охнуло. Но сама она уже движется, идет к Энджи, видя (внезапно и с такой ясностью, что даже больно) тонкую струйку крови, вытекающую из ее левого уха.

Но даже тогда покой не оставляет Мону, хотя она и начинает уже чувствовать жжение где-то в глубине горла и вспоминает вдруг слова Ланетты: не смей, мол, эту дрянь просто нюхать, она проест в тебе дырки.

А спина у Молли – прямая, руки вытянуты… За дверь и куда-то вниз, и не к этому серому ящику, а к пистолету, этой маленькой штучке – Моне слышно, как она делает «чик-чик-чик», а потом слышатся три взрыва где-то далеко внизу, – и там, должно быть, сверкают три голубые вспышки. Но руки Моны уже обнимают Энджи, запястья щекочет испачканный кровью мех. Она заглядывает в пустые глаза, где затухает свет. Дальняя дорога, самый далекий путь.

– Эй, – зовет Мона, но никто ее не слышит, только Энджи, но и Энджи уже не слышит, уронив голову на труп в спальном мешке, – эй…

Мона поднимает глаза – как раз вовремя, чтобы ухватить взглядом последнюю картинку на экране и увидеть, как та угасает.

А после этого очень долго ничто уже не имело значения. Не так, как в беззаботности покоя или на овердрайве от кристаллов, и это вовсе не походило на обычную ломку, скорее – на чувство, когда все осталось далеко в прошлом, так, наверное, чувствуют себя духи.

Она стояла в дверях между Молли и Сликом и смотрела вниз. В тусклом свечении больших старых ламп было видно, как, дергаясь, мечется по грязному бетонному полу железный паук. У паука были большие искривленные ножи, которые щелкали и поскрипывали при каждом его движении, но больше там не двигался никто, а робот все копошился, как сломанная игрушка, туда-сюда перед искореженными остатками тех мостков, по которым когда-то давно она пробиралась вместе с Энджи и Черри.

Черри наконец смогла подняться на ноги – бледная, с обмякшим лицом – и сорвала с шеи дерм.

– С-сильн’й м’шечный релакс-сант, – с трудом выдавила она.

И Мона почувствовала себя худо, вдруг поняв, что опять наделала глупостей, думая, что пытается помочь. Но с магиком всегда так, и почему она не может остановиться?

Потому что ты подсела, идиотка, услышала она слова Ланетты, но думать об этом ей не хотелось.

И вот они все просто стояли и смотрели вниз на железного паука, продолжавшего метаться по бетонному полу, окончательно разряжая аккумуляторы. Все, кроме Джентри, который отвинчивал болты, крепившие серый ящик к раме над носилками, переступая своими черными ботинками рядом с рыжей шубой Энджи.

– Слышите? – сказала Молли. – Это вертолет. Большой вертолет.

Она была последней в очереди на спуск, если не считать Джентри, который просто сказал, что никуда не пойдет, что ему плевать, что он остается.

Трос был толстый и грязный, с завязанными на нем узлами, чтобы за них цепляться, – это напомнило Моне качели из ее далекого-далекого детства. Слик и Молли спустили сначала серый ящик. Они опустили его на платформу, где металлические лестницы остались неповрежденными. Потом Молли ловко, как белка, соскользнула вниз – будто вообще не касаясь каната – и крепко привязала конец к перилам. Слик спускался медленно, потому что на плече у него висела Черри, которая была еще слишком расслаблена, чтобы одолеть спуск сама. Мона все еще чувствовала себя виноватой и подумала, не