Читать книгу - "Немезида ночного ангела - Брент Уикс"

«Еще медленнее можешь его грызть?»

~– Ты даже не представляешь, сколько здесь слоев стали и магии!~

Я создаю еще одну иллюзию; она прыгает вверх, а я сам тем временем становлюсь невидимым. Но преторианцы разрубают мою иллюзию на странные мерцающие ошметки прежде, чем она успевает прилипнуть к потолку, и ровно половина воинов даже не отводит от меня глаз, которые пылают магическим огнем.

Преторианцы двигаются пугающе слаженно: их круг растягивается и сжимается, следуя за моими иллюзорными прыжками. Когда одни делают шаг вперед, чтобы атаковать меня копьями, алебардами и цепями, другие отступают на шаг назад и прикрывают бреши, оставшиеся в их шеренге. Повинуясь какому-то неведомому мне ритму, глаза каждого преторианца то начинают сверкать, переключившись на магический спектр, то гаснут, вернувшись к обычному. Те, чьи глаза горят, выкрикивают, что они видят, а остальные тем временем разбивают иллюзии, которые я создаю прямо перед собой.

Но я уже не слушаю, что они кричат, поскольку в эту самую секунду ка'кари прогрызает последние слои борта.

~– Все! Готово! Вперед!~

В один миг ветер с рыком врывается в каюту императрицы…

А в следующий миг этот рык становится всеобъемлющим: когти шторма хватают меня и с пугающей легкостью выдергивают из корабля, как серый медведь выдергивает личинок из гнилого бревна.

Несколько секунд я не слышу ничего, кроме рева ветра, и не чувствую ничего, кроме его когтей, сдирающих с меня кожу…

…А затем ка'кари полностью обволакивает меня, и я снова могу дышать и видеть.

Это восхитительно. Теперь я не только ощущаю, как беспомощно соскальзываю с гладкого, округлого борта, но еще и вижу это. Ветер дует со стороны кормы, проталкивая корабль сквозь гигантские волны, и заодно несет меня к носу, который совсем близко.

Выпав почти из самого верха обтекаемого корпуса, где находятся покои императрицы, я скольжу вниз и вперед по гладкой бронированной коже штормохода и приближаюсь к самому выпуклому месту.

За крылья корабля, которые вздымаются из его боковых понтонов, мне не зацепиться, они уже слишком далеко. Если сорвусь с уширения корпуса, то меня ждет лишь ветер, волны и гибель в бурлящих водах.

Я переворачиваюсь на живот, и штормовой порыв чуть не отрывает меня от корабля, но штормоход вдруг встает на дыбы, врезавшись в гигантскую волну, задирает нос и врезается в меня с такой силой, что я отскакиваю от него.

Согнув пальцы, я вонзаю их в борт, словно когти. Ка'кари действует так, будто он – часть меня; он уже хорошо распробовал магию, которая защищает корпус, и научился правильно ее пробивать. Мои пальцы вгрызаются в борт, высекая яркие магические искры и раскаляя металл… и я перестаю скользить.

Оглянувшись через плечо, я смотрю, насколько близко подлетел к изгибу, за которым меня ждала смерть.

Оказывается, что не так уж и близко. Ха. Если бы я рассказывал об этом приключении в какой-нибудь таверне, то наврал бы, что остановился, когда обе мои ноги уже висели над пропастью. О, и держался бы я только одной рукой.

А после этого я бы выкинул что-нибудь эдакое, чтобы показать себя эдаким веселым и бесстрашным.

Если подумать… «Эй, если мы выживем, напомни мне приукрасить этот эпизо…»

Штормовые порывы внезапно усиливаются, отрывают мои ноги от корпуса и начинают трясти мое тело, как придверный коврик, вытряхиваемый трактирщиком. На первом рывке мои когти еще держатся, затем начинают соскальзывать, а затем, когда я сосредотачиваю в них весь мой талант, снова вонзаются вглубь обшивки.

Так же внезапно ветер ослабевает и снова роняет меня на борт корабля. Дрожа и задыхаясь, я отворачиваю голову от ветра, прижимаюсь щекой к холодному, скользкому корпусу и стараюсь прийти в себя.

Потом велю ка'кари стечься к ногам и выпустить на них дополнительные кривые когти.

«Что я там говорил? Э-э-э… Ах да! Давай запишем вот так».

«Наконец мне удается вцепиться в борт второй рукой, и я с нечеловеческим усилием подтягиваюсь выше. Там, где других сломил бы страх, я героически перебираю руками и карабкаюсь вверх. Лишь поднявшись над гибельным обрывом достаточно высоко, я приказываю ка'кари стечься к ногам и выпустить на них дополнительные кривые когти.

Затем я вонзаю их поглубже… Нет, не так… Еще я велю ка'кари выпустить захваты из моей талии и прилипаю к корпусу корабля, как клещ».

«Что думаешь? Не слишком пафосно?»

~– Кайлар. Запомни одно неписаное правило. Если тебе захотелось спросить, «не слишком ли пафосно», значит слишком пафосно стало уже давно.~

«Наверное, ты прав. А что, если так?..»

В меня врезается еще один порыв, даже сильнее предыдущего; он грозит оторвать меня от корпуса.

Не знаю почему, но на этот раз у меня в голове всплывает одно воспоминание. Чуть ли не самое первое в жизни. Будучи мелким, я не смог собрать денег на пошлину моему уличному цеху. В тот день я впервые должен был ее платить, и, кажется, до конца не понимал, чего от меня хотят. Джа'лалиэль орал на меня, костерил при всех. Я помню, как трясся и как его слова накрывали меня, словно шквалы дождя.

Он не ударил меня. Джа'лалиэль не был жестоким. Хотя нет, не так. Он не проявлял больше жестокости, чем, по его мнению, было нужно для выживания. Наверное, лучше сказать, что он был жестким, а не жестоким. Когда он наказывал нас, то не получал от этого удовольствия… но поблажек все равно не делал. Для мелких вроде меня это означало, что кто-то из старших должен был впрячься и стать «мальчиком для битья» вместо меня.

Забавно – их всегда так называли, и неважно, мальчик это был или девочка. В тот раз меня вызвался заменить старший, с которым я почти не был знаком. Грич.

Я уже много лет не вспоминал Грича. Джа'лалиэль ткнул его кулаком в живот и отвесил две пощечины. Грич снес их как ни в чем не бывало. Но на руке Джа'лалиэля было кольцо, которое мы для него где-то стянули, и одна из пощечин рассекла Гричу щеку. Мы все подумали, что ранка ерундовая. Но в нее попала зараза. Через два дня у Грича началась лихорадка. Он не спал. Стонал. Мы не смогли купить лечебные припарки у Целителей, потому что перед этим нас ограбил другой цех, побольше, и денег у нас совсем не осталось. Еще через два дня Грич умер.

Он заступился за меня, был побит вместо меня и из-за этого умер. Вместо меня. Он умер, потому что я облажался, потому