Читать книгу - "Легаты печатей - Андрей Валентинов"

– Как типа жизнь, братан?

Шустрик, похожий на мелкого бойцового кобеля, держал руки в карманах куртки, втянув бритый затылок в плечи. После теплого салона погода не радовала. Первый месяц весны, что называется, «канал под февраль», шустрик страдал хроническим насморком и говорил в нос, смешно растягивая слова.

– Нормально, – ответил высокий парень.

– Пешком ходишь? Несерьезно… Давай бабла на тачку подкинем? Типа в кредит, а? Без навара, по дружбе. Подкатишь к шиксе на крутом тачняке, шикса сразу ножки врозь…

– Пешком для здоровья полезнее.

– Здоровье – фигня, имидж – все! – хмыкнул второй, человек-гора, легонько ткнув парня кулаком в живот. В тычке чувствовался профессионализм: такой амбал едва сунет, а кишки в узлы заранее вяжутся. – Нормальный пацан колесами шуршит, понял? Даже у нас в райцентре…

– На мой век такси хватит.

– Ну смотри, – чихнув, согласился шустрик. – Наше дело предложить. От чистого типа сердца. Я к тебе с базаром. Венгра Тотошу в карцер завезли?

– Ага, позавчера. 58-й, межправительственный.

– Кто делал? Арабы?

– Египет, «ФЕГ». «Токаджипт».

– Рукоятка эргономичная?

– Как у «Вальтера».

– Люблю Тотошек… Мне из-за этого погоняло подвесили: Крокодил. Еще у Мазая, в конторе.

– Крокодил?

Парень явно не понял связи.

– Ну ты, брат, в школе плохо учился! Вдруг навстречу нам хороший и конкретный крокодил… Вспомнил? Он, значит, с Кокошей и Тотошей по аллее… Вот и я типа по аллее, а в кармане типа Тотоша…

Амбал гулко хохотнул, оценив чувство юмора напарника.

– А югославских «авто» нету? От «Црвена Застава»?

– Не наглей, Тимур. Десятый «Зорро» дядя Петя держит для Бориса Григорьевича. А запасного нет. Из 58-го развлекайся. Тебе к борщу еще и ложку…

– У ложек калибр меньший. – Сегодня насморочный шустрик Тимур много шутил. Сегодня у него было хорошее настроение. Такие дни случались редко. – Даня, я тебя, в натуре, умоляю: потруси деда, пусть второго югослава достанет. У деда концы, как у слона. А я пока из венгра постреляю…

– Ладно, – смилостивился Данька, запахивая клетчатое, черно-серое кашне. В последний год он стал щеголем: сказывалось благотворное влияние Валерии Мохович, студентки Национального университета, девицы с тонким вкусом и стальным характером. – Я поговорю с дядей Петей. Может, и достанет.

– Завтра у вас свободно? Вечером, с половины восьмого?

– Завтра никак. Пол Палыч из «Титана» стреляет, со своими. В субботу приходи.

– В субботу я утром…

– Заметано. Я тебя с Вовиком запишу в очередь.

– Куда идешь? Подвезти?

– Спасибо, не надо. Я прогуляюсь.

– Не хочешь, как хочешь. Бывай!

И джип растворился в мартовских холодах. Перед тем как дать газ, шофер джипа, весь разговор просидев за рулем, опустил тонированное стекло и показал Даньке кулак.

Данька показал кулак в ответ.

Отчего ж не поздороваться со старым приятелем? Артем Конюшенко, в прошлом – Жирный, под Новый год вернулся из армии, где служил в десантных частях, оставшись и на сверхсрочную.

Он двинулся вверх, в сторону Новгородской. Обычно Данька возвращался из тира совершенно другим маршрутом, но сегодня решил зайти наконец в «Видео-Арт» и забрать заказ: три кассеты. Так, сейчас повернем налево и переулками выберемся к проспекту Ленина. Проспект уже сто лет собирались переименовать, но все руки не доходили. Пенсионеры возмущались, устраивая пикеты «за» и «против», а мэрии было неохота рисковать. На «минус первом» по четвергам стрелял один деятель из мэрии, так он, судя по всему, любил в этой жизни две вещи: швейцарский девятимиллиметровый «Зиг-Зауэр Р220» и поговорить с дядей Петей «за раньшие времена».

О пенсионерах-пикетчиках деятель отзывался без особой приязни.

Надо будет все-таки потолковать с Петром Леонидовичем, чтоб достал запасной «Z-10». Тимуру Данька симпатизировал, сразу подметив, что и старый тирщик – тирмен, как шутил дядя Петя, когда они оставались наедине, – уважает шустрого знатока пистолетов ТТ. Чем Тимур глянулся старику, неизвестно. С амбалом Вовиком тирщик, наоборот, долгое время был неприветлив, дразнил «хомячком» (вот уж ни капельки не похож!) и обещался «отказать от места».

Пускай во дворах из рогатки стреляет.

Помирился тирщик с амбалом, смешно сказать, на чем: на блатной лирике. Всякий раз, вспоминая эту историю, Данька хихикал. Вовик, стоя у огневого рубежа, имел привычку гудеть под нос душещипательную песню – про жигана, который умоляет начальника отпустить его с Колымы к зазнобе. Дядя Петя сначала не обращал на песню никакого внимания. Поет и поет «хомяк». Но однажды прислушался, почесал в затылке, отозвал амбала от рубежа и попросил спеть историю жигана еще разок, от начала до конца.

Вовик честно отработал номер.

А дядя Петя в ответ исполнил свой вариант.

Около часа они сравнивали версии: споря, восхищаясь, выдвигая аргументы «за» и «против». У тирщика «жиган» превратился в «жульмана», а зазноба, которая у Вовика на воле «соскучилась», у дяди Пети в придачу еще и «ссучилась», проявив женское непостоянство. Злобный начальничек лагеря, по мнению тирщика, не дал влюбленному вору поблажки и молча оставил гнить в каталажке, а у амбала проявил душевность: предложил «жульману-жигану» попить холодной водички и забыть про любовь. Быстро выяснилось, что тирщик вместе с лагерными авторитетами в курсе причин душевности начальника:

– Ты парнишечка, ты бедняжечка,

Тут предмет особый:

Тот начальничек, ключик-чайничек,

Спит с твоей зазнобой!

Амбала «ключик-чайничек» восхитил: у Вовика вместо крутой приговорочки был примитивный «начальничек-разначальничек». Но дядя Петя не остановился на достигнутом и добил Вовика ценной информацией. В варианте амбала несчастный жиган от трагической любви каким-то странным образом «заработал вышку», и его похоронили. Так вот, тирщик, в отличие от молодежи, четко знал, за что дали парню высшую меру:

– Ходят с ружьями курвы-стражники

Длинными ночами,

Вы скажите мне, братцы-граждане:

Кем пришит начальник?

Вопрос оказался риторическим. Туповатый Вовик на сей раз мигом просек, какой герой расправился с начальником, и проникся к Петру Леонидовичу уважением высшей пробы. Даже попросил Даньку записать ему слова песни, чтобы выучить наизусть. Теперь у огневого рубежа амбал во всю глотку пел самый полный, самый точный вариант истории гордого жигана, а дядя Петя перестал ворчать на Вовика и грозиться выгнать.

«Не выгнал бы. Вовик – человек Зинченко. А ссориться с Борисом Григорьевичем никто не захочет. Хотя дядя Петя…»