Читать книгу - "Весь Роберт Джордан в одном томе - Роберт Джордан"

девушек продемонстрировать свою маскировку тем парням из отряда, которых собирался отправить с ними. Ванин чуть не запрыгал от радости, получив возможность стать на сегодня телохранителем Илэйн, и вообще выглядел законченным идиотом.

Этот толстяк не много выяснил в результате своих вчерашних наблюдений. Точно так же, как днем раньше, к Карридину приходило множество народу, в том числе и кое-кто из благородного сословия, что, естественно, не могло служить доказательством, что все они Приспешники Темного. Что бы там ни происходило, Карридин как-никак посланник Белоплащников; многие желающие торговать в Амадиции охотнее приходили со своими делами к нему, чем к официальному послу Амадиции. Ванин заметил двух женщин, тоже явно наблюдавших за дворцом Карридина, – ну и вид был у бывалого следопыта, когда у него на глазах Авиенда тоже вдруг превратилась в местную жительницу, – и старика, хотя тот оказался на диво проворен. Ванин не сумел толком разглядеть его, хотя он трижды попадал в поле его зрения.

Как только Ванин и женщины ушли, Мэт отправил Тома с Джуилинон разузнать все, что можно, о Карридине и о том сутулом белоголовом старике, который интересовался Друзьями Темного. Если уж ловец воров не сумеет найти способ вывести Карридина на чистую воду, значит, такого способа просто не существует. Том же умел собирать слухи, сплетни и выцеживать из них истину. На их долю, как всегда, выпало самое легкое.

Два дня Мэт исходил потом все на той же скамье, время от времени прогуливаясь по переулку мимо красильни, но единственное, что изменилось, это чай. Он раз от разу становился все хуже. Вино было настолько скверным, что Налесин перешел на эль. В первый день хозяин таверны предложил на обед рыбу, но, судя по запаху, ее поймали не меньше недели назад. На второй день он потчевал варевом из устриц; Мэт съел пять мисок, хотя на зубах скрипели песчинки и осколки ракушек. Бергитте отказалась и от того, и от другого.

Мэт очень удивился, когда в первое же утро она подстерегла их с Налесином на площади Мол Хара. Солнце только-только поднялось над крышами, но люди и экипажи уже заполонили площадь.

— Я все глаза проглядела, – засмеялась Бергитте. – Мне казалось, вы обязательно пойдете этим путем. Вы не против моего общества?

— Иногда нам приходится ходить довольно быстро, – уклончиво ответил Мэт. Налесин искоса взглянул на него; еще бы, он ведь понятия не имел, с какой стати они прокрадывались на улицу через крошечную боковую дверцу около конюшни. Мэт, конечно, не думал, что Тайлин набросится на него прямо средь бела дня, и все же осторожность еще никому не вредила. – Твоему обществу мы всегда рады. Уф! Спасибо.

Бергитте пожала плечами, пробормотала что-то, чего Мэт не расслышал, и тут же пристроилась к нему с другой стороны.

Вот так просто начались их совместные походы. Любая другая женщина на ее месте – как он их себе представлял – добивалась бы ответа, за что ее благодарят, а потом всю дорогу объясняла, почему в благодарностях нет никакой необходимости, пока у него не возникло бы желания заткнуть уши. Или всю дорогу нудила, чтобы они не слишком о себе воображали, или давала понять, что рассчитывает на нечто более существенное, чем слова. Бергитте же просто пожала плечами, и в последующие два дня Мэт не раз вспоминал об этом, поражаясь снова и снова.

По его понятиям, женщинами следовало восхищаться, улыбаться им, танцевать с ними, целовать их, если они позволяли, а в случае удачи и... Решать, на какую именно женщину начать атаку, было почти так же интересно, как и ухаживать, почти такие же чувства он испытывал, добившись успеха. Некоторые женщины были просто друзьями, конечно. Немногие. Эгвейн, например, хотя Мэт не знал, сохранилась ли их дружба после того, как она стала Амерлин. Найнив тоже из друзей – в некотором смысле, только бы она хоть на час забыла, что в давние времена не раз стегала его прутом по заднице, и поняла, что он уже не мальчик. Но женщина-друг – совсем не то же самое, что друг-мужчина; как можно забыть о том, что в ее голове все воспринимается и перемалывается иначе, что она смотрит на мир другими глазами?

Бергитте наклонилась к Мэту, сидя рядом на скамье.

— Будь начеку, – пробормотала она. – Вон та вдова ищет нового мужа; ножны ее брачного кинжала голубые. Кстати, дом, за которым мы следим, совсем в другой стороне.

Мэт смущенно замигал и отвел взгляд от миленькой пухленькой женщины, которая на ходу игриво покачивала бедрами, а Бергитте в ответ на его глуповатую ухмылку разразилась смехом. Найнив на ее месте наверняка содрала бы с него шкуру своим языком, и даже Эгвейн отнеслась бы к этому «преступлению» с неодобрительным холодком. К концу второго дня сидения на проклятой скамье до Мэта дошло, что все это время его бедро тесно прижато к бедру Бергитте, и все же у него ни разу не возникло даже мысли поцеловать ее. Он был уверен, что она не хочет этого, хотя ей явно нравилось смотреть на мужчин, особенно уродливых, похожих на бродячих псов; и все же он почувствовал бы себя оскорбленным, если бы ему стало ясно, что она совсем не против его поцелуев. Ведь она – героиня из легенды, и он по-прежнему не мог отделаться от ощущения, что ей ничего не стоит одним прыжком взобраться на крышу этого дома и вытащить оттуда за уши парочку Отрекшихся. Нет, мысль о поцелуях казалась совершенно нелепой – ему скорее пришло бы в голову поцеловать Налесина. Мог бы он сказать, что любит этого тайренца? Вот именно. В той же степени это слово применимо и к Бергитте.

Два дня бессмысленного сидения на этой скамье; иногда ленивая прогулка туда-сюда по переулку мимо красильни; совершенно безрезультатное изучение высокой стены из голого кирпича, окружающей сад позади дома. Может, Бергитте и сумела бы влезть на нее, но даже она запросто свернет себе шею, попытавшись проделать это в платье. Трижды Мэт под влиянием минуты принимал решение проследить за очередной вышедшей из дома особой, две из которых носили красные пояса Мудрых Женщин. Однако даже действия наобум не приманили его удачу. Одна из Мудрых Женщин завернула за угол, купила пучок репы и тотчас же вернулась в дом; другая купила на соседней улице пару больших рыбин с зеленоватыми полосками. Третья, высокая, смуглая, в опрятном сером шерстяном платье, возможно тайренка, пересекла два моста и зашла в большую лавку, где ее с улыбкой