Читать книгу - "Визиты - Сергей Лукьяненко"

Третья – опять же случайный выстрел друга и единомышленника, предназначавшийся Мартину, но доставшийся Ирочке.

Четвертая – нелепей не бывает! Поскользнуться в луже крови и упасть на меч геддара!

Пятая – истеричная просьба, которую выполнила полоумная амеба.

Если вначале Мартин подозревал злой умысел, ну, допустим, со стороны ключников, то третья, а в особенности четвертая смерть Ирины это убеждение поколебали. Допустить, что ключники способны повелевать случайностями, заставить девушку поскользнуться и упасть на чужой клинок? Да это уже не могущество, это всевластие! С такими возможностями ни к чему натравливать на девушку кханнана или устраивать перестрелку на мирной колониальной планете.

– Рок, – сказал Мартин. – Судьба. Фатум. Удел. Участь.

Подумал немного и добавил:

– Планида.

Есть в русском языке такое выражение – «не жилец». Произносят его обычно в адрес людей тяжелобольных, но порой и совершенно здоровый, бодрый, цветущий человек вызывает ту же самую мысль. Своим чутьем на подобных людей любят бахвалиться так называемые экстрасенсы и проповедники маленьких и воинственных культов. Мартин к высказываниям вроде «едва капитан погибшего судна вошел, я понял – не жилец» всегда относился скептически, даже с раздражением – задним числом все крепки пророчествовать. Но теперь он готов был признать, что подобные «не жильцы» и впрямь существуют. Наверное, кто-то действительно чувствует грозящую им участь.

Увы, Мартину потребовалось пятикратное повторение, чтобы усвоить урок.

Возможно, Юрий Сергеевич прав и катализатором фатума выступал сам Мартин? Несмотря на все его попытки защитить Ирину?

Возможно…

Мартин сидел, уткнувшись лицом в колени, обхватив голову руками. Думал… пытался понять, что делать дальше. Хотя и убежденности в наличии этого «дальше» у него не было.

А потом он заметил слабый свет, пробивающийся сквозь пальцы. Поднял голову – и обнаружил на противоположной стене камеры тонкий светящийся прямоугольник – абрис приоткрывшейся двери.

Камеру сочли возможным отпереть.

Мартин поднялся, потоптался, разминая затекшие ноги. Подошел к светлому контуру, пошарил, не нашел никакой ручки – и толкнул дверь, послушно распахнувшуюся наружу.

Коридор. Светлые, некрашеные деревянные стены, деревянный пол, в потолке – не то окна с матовым стеклом, не то лампы дневного света.

Мартин осмотрел себя – он был одет, но почему-то босиком. Револьвера, конечно, при нем не обнаружилось.

– Можно выйти? – спросил Мартин. Ответа не последовало. – Хорошо. Кто не спрятался, я не виноват.

Он прошел коридором, в конце которого обнаружилась еще одна дверь, на этот раз – с округлой деревянной ручкой.

– Тук-тук, – постукивая костяшками пальцев по двери, сказал Мартин. – Можно войти? Хорошо…

Мартин открыл дверь и вышел на залитую светом веранду. Не застекленную, открытую легкому свежему ветерку.

Где-то невдалеке шумела текучая вода. Не море, не ручей, а река – ровный сильный гул порожистой горной речки. Деревья – не похожие на земные, но все-таки с зелеными листьями, подобием ствола и подобием ветвей – скрывали реку от взгляда Мартина.

Зато посередине веранды стоял большой круглый стол, заставленный всевозможной снедью. Из двух простых деревянных кресел немного непривычной формы одно пустовало.

В другом сидел высокий тощий ключник.

Под его задумчивым взглядом Мартин остановился на пороге. Впрочем, ключник не стал длить паузу слишком долго.

– Здесь грустно и одиноко, – сказал он. – Поговори со мной, путник.

Нельзя сказать, чтобы Мартин очень уж удивился.

В допрос с пристрастием, который проведут ключники, почему-то верилось с трудом. В пожизненное заключение или расстрел – и того меньше.

– Я могу перекусить? – спросил Мартин. – Последнее, что я ел, это бифштекс из амебы. И это было довольно давно.

Разумеется, ключник не ответил. Но налил себе в стакан оранжевой жидкости из графина.

Мартин сел за стол, твердо решив не задавать вопросов – ни к чему хорошему это все равно не приведет, и не давать ответов – просто из неприязни.

Но ключник на разговоре будто и не настаивал. Сидел, попивал свой сок, наблюдал за обедающим Мартином.

А еда, несмотря на всю напряженность и непредсказуемость ситуации, Мартину понравилась. Будучи в глубине души человеком консервативных взглядов, Мартин экзотическую инопланетную стряпню употреблял с некоторой осторожностью. Конечно, если иного выхода не было, то он мог пообедать и странного вида моллюсками, и бифштексом из амебы, и отвратительными на вкус и цвет плодами. В конце концов, земная кухня тоже содержит в себе гнилой тюлений ласт, полгода пролежавший в чукотской земле, слегка обжаренную саранчу по-бедуински, мозги живой обезьяны по-тайски, знаменитые мраморные яйца, а также все прочие китайские разносолы.

Да и самые обычные, простецкие блюда на непривычный взгляд могут оказаться не слишком-то аппетитными. Мартин помнил, с каким ужасом взирал один его иностранный знакомый на банальную гречневую кашу с мясной подливкой, был знаком с девушкой, впадающей в истерику при виде черной икры, ну а его любимый дядя, человек широчайших гастрономических убеждений и большой патриот, не мог без отвращения взирать на исконно русское блюдо – овсяный кисель.

Предложенная ключником трапеза была одновременно экзотичной и приятной для глаз. Ломти нежного розового мяса – почему-то Мартин решил, что это рыба, – были слегка обжарены и политы пахучим кисловатым соусом. Мелкие вареные клубни могли бы оказаться картошкой, вот только во вкусе чувствовалось что-то от свежевыпеченного хлеба. Аппетитно выглядел и прозрачный бульон, в котором плавали кубики разваренных до полной мягкости незнакомых овощей и длинные тонкие полоски нарочито жестковатого мяса – замечательный контраст консистенции и вкуса. Оранжевая жидкость оказалась соком, но не сладким, а солоноватым – вроде томатного.

В глубине души Мартин понимал, что внешность бывает обманчивой. Сок мог иметь вовсе не растительное происхождение, а быть отрыжкой какого-нибудь гигантского пупырчатого червя, жесткие полоски мяса в бульоне – вываренной оболочкой личинок, а кислый соус – перемолотыми и настоянными опарышами.

Но Мартин дурные мысли гнал прочь, ел с аппетитом и был вознагражден словами ключника:

– Эта еда максимально близка человеческой по виду, вкусу и происхождению. Но мне она тоже нравится.

Мартин благодарно кивнул. Все-таки иногда ключники отвечали… но только на невысказанные вопросы. Что-то в их поведении шло от балованных детей – которые никогда не выполнят прямую просьбу, но в то же время могут быть милыми и добрыми по собственной инициативе.

– Здесь грустно и одиноко, – немедленно сказал ключник, будто застеснявшись собственной доброжелательности. – Поговори со мной, путник.