Читать книгу - "Ошибка "2012". Новая игра - Феликс Разумовский"

— Может, кабан?.. — немного дрогнувшим голосом предположил Наливайко, чьё материалистическое мировоззрение с трудом принимало возможность оборотничества.

Мгиви фыркнул, а Коля Борода с некоторым трудом расцепил пальцы, сжавшие холодный металл.

«Так-то вот. У нас не то что без нагана — без пулемёта в люди не выйдешь…»

— Скорее уж носорог. — Песцов насторожился, вслушался, перехватил поудобней лопату… И в это время снова раздался вой. Страшный, душераздирающий, бьющий по натянутым нервам, словно кнутом. Теперь он звучал точно впереди. Ни дать ни взять — прямо с холма.

— Пишут кого-то, что ли, тупым пером? — удивился Фраерман, сплюнул, прищурил карий глаз и вытащил из кармана финку. — Надо глянуть, хорошо, ночь белая… А пока, братцы, смотрите в оба по сторонам.

Без дальнейших приключений они вышли к излучине, обогнули лесистую горку и… сразу поняли, что опоздали. В ложбинке под кривой сосной как будто поработал экскаватор. В глубине раскопа виднелись прорубленные гнилушки брёвен, а между ними зияла дыра. Вход в подземелье. Рупь за сто — в блиндаж. В тот самый, козырный.

— Леопард меня съешь… — простонал Мгиви. Схватил в зубы фонарь — и ужом ввинтился в дыру.

Его не было очень долго…

— Эй, Мгиви, где ты там!.. — нагнувшись над провалом, тревожно закричал Фраерман. — Кореш, отзовись!

«Эх, Мгиви, Мгиви… В России живём. А в России — воруют…»

Наконец африканец выбрался на свет. Мрачный, грязный, какой-то постаревший. В руках он держал трость с выжженной вдоль черенка надписью по-немецки: «Восточный фронт — задница мира». Действительно, лучше не скажешь. Двадцать лет жизни — как в песок. Двадцать лет этапов, пересылок, лагерей, режима, ШИЗО… И ради чего?

Мгиви глубоко вздохнул и крепко сжал кулаки.

— Ладно, — сказал он. — Пусть себе плывёт, железяка хренова. А вот в какую сторону, мы сейчас будем посмотреть…

И он сперва заходил, потом запрыгал на травяном пятачке, всё выше и яростней:

— Хум, хум, хум…

— Зря стараешься, Мгиви, — негромко проговорил Краев. — Ничего тут не видно. Сплошные магические замки. И завесы…

— Что? — Мгиви остановился, округлил глаза. — Как это не видно? Даже тебе? Ты у нас, блин, кто? Джокер? Или как?..

Краев улыбнулся и проговорил — совсем тихо и не очень понятно:

— Мгиви, а что, разве что-то случилось?

Африканец задумался. Его кулаки, от напряжения едва ли не сыпавшие электрическими зарядами, начали мало-помалу раскрываться.

Коля Борода между тем, не вникая в магическую заумь, взял фонарь, перевернул бейсболку и нырнул в тёмный провал. Минут через пятнадцать он вернулся. Его глаза горели от возбуждения, рука сжимала эсэсовский кинжал, да не простой, а «кинжал чести».[64]На нетронутой временем цепочке перемежались мёртвые головы и древнегерманские руны, по ножнам бежали переплетающиеся свастики. Коля нашёл взглядом Мгиви, покачал головой и с укором сказал:

— Ну не знаю, какого рожна тебе надо… Там же клондайк, золотое дно! Да в таких кондициях, словно вчера положили!.. Вот что, давайте-ка заберём, сколько унести сможем, а завтра вернёмся и навалимся по полной программе…

— А до утра не долежит? — хмуро спросил Фраерман. Если Мгиви не доискался самого главного и помочь было никак нельзя, остальное, по мнению Матвея Иосифовича, могло спокойно зарастать лопухами.

— Может и не долежать, — сурово предрёк Борода. — В России живём! А нам гостиницу отбивать надо? Надо. Опять же резину на «Газели» нам Николай-угодник заменит? А детям харч?.. Тут же фарт, который выпадает раз в жизни. Какое до утра?!

Больше никто спорить не стал.

Мудрено ли, что по возвращении в лагерь даже у Песцова в голове осталась только одна мысль — спать. Он блаженно влез в сумрак палатки, вытянулся на спальнике, прислушался к сонному дыханию Бьянки… А вот как голова коснулась подушки — позже вспомнить не мог.

Он сразу, без перехода, провалился в некий странный мир. Говорят, это и есть астральное путешествие, не признающее ни расстояний, ни времени. Запахи, звуки, ощущения, цвета были абсолютно реальны. На небе висело оранжевое солнце, порывистый ветер закручивал пыль, под сапогами Песцова хрустели комья мёртвого праха — уныло-серые, выжженные, спёкшиеся. Давным-давно, ещё при Пятой Династии, репты сбросили сюда бомбу, которую современное человечество назвало бы «теллуриевой», — и вот столько веков миновало, а все равно сушь, пекло, смерть, пустыня без воды и без жизни. И — ни камня на камне в память о том, что когда-то здесь стоял город, похвалявшийся целым миллионом живущих…

— Хвала тебе, вождь! Ты велик! — Четверо раненых, ковылявших к походной лечебнице, оглянулись навстречу Песцову и замерли, вытянулись, хлопнули ладонями по ножнам мечей. — Воистину велик! Воистину победоносен!

Сказали не потому, что заметили полководца, — от сердца сказали.

— Хвала и вам, победившим, — тронул свой меч Песцов. Кивнул и, оставляя в пыли цепочку следов, угрюмо зашагал дальше.

Ну да, они победили, но какой ценой?.. По всей пустоши до горизонта, сколько видел глаз, друг на друге лежали убитые — асуры и репты. Сотни, тысячи, десятки и сотни тысяч. Тут же сновали Лекари, суетились Падальщики и бродили, утирая слёзы, вооружённые кинжалами Вдовы.

Лекари искали своих, в ком ещё теплилась жизнь, и перевязывали раны.

Падальщики ворошили груды вражеских тел, забирая добычу.

А Вдовы по праву, вручённому им войной, прерывали жизни раненых врагов…

Чернела, запекаясь, кровь, крошились от боли зубы, над полем уже собирались рои мух и кружило орущее вороньё. Жаркий, ощутимо плотный воздух густо напитался смрадами пота, дыма, крови и всего того, чему положено сохраняться у человека внутри. Истекая из разверстой плоти, соки жизни порождают запахи смерти.

Да уж, смерть нынче собрала богатый урожай…

«Мы всё-таки победили, — заставил себя собраться Песцов. Глубоко вздохнул и, подняв голову повыше, направился к своему шатру. — Жизнь продолжается. И уже без рептов… Как ни трудно в это поверить…»

У его шатра был расчищен просторный квадрат, оцепленный отборными воинами. Внутри прохаживались жрецы, стояли десятитысячные начальники, беседовали предводители дружественных асурам племён. Тут же, усиленно охраняемые, толпились пленные. Ренты всех мастей и достоинств. Им предстояло ещё до заката уйти из мира живых.

Пыль, вонь и ликующее возбуждение победителей переплетались с ожиданием смерти.

— Хвала тебе, вождь! — встретили Песцова единодушные крики. — Хвала тебе, вождь! Ты велик! С тобою победа!