Читать книгу - "Концессионер - Дмитрий Шимохин"

он, ударив по столу своей огромной ладонью. — Будет тебе и землекоп, и леший на колесах! Но сначала я сделаю по одному опытному образцу. Обкатаем здесь, на заводе. Если машина выдержит — поставим на поток.

— Идет, — согласился я. — Но помните — мне нужны не просто машины, но конструкции и технологии, которые мы потом сможем тиражировать!

Путилов понимающе кивнул.

Когда мы прощались, Путилов, провожая меня до ворот своего грохочущего царства, вдруг остановился.

— Широко шагаешь, Тарановский, — сказал он, и в его голосе не было ни зависти, ни иронии, только тяжелое, усталое уважение. — Драги, Сибирь… Далеко пойдешь. Если шею не свернут.

Он помолчал, глядя куда-то вдаль, за трубы и дым своего завода, туда, где за крышами Петербурга угадывался Финский залив.

— А у меня ведь тоже мечта есть, — произнес он неожиданно тихо. — Попроще твоей, конечно. Но все равно она дорога мне…

— Какая же? — спросил я.

— Порт, — сказал он. — Настоящий, глубоководный торговый порт. Здесь, в Петербурге. Ты ведь знаешь, какая у нас беда? Все большие, океанские суда вынуждены разгружаться там, в Кронштадтской гавани. А оттуда товар везут в столицу на мелких лихтерах. Перегрузка, воровство, потеря времени и денег! А все почему? Потому что от Кронштадта до Невской губы — мелководье. Канал нужен. Глубокий, прямой морской канал, чтобы корабли из самого Лондона и Антверпена могли швартоваться прямо у здешних причалов. Чтобы Петербург стал настоящими морскими воротами Империи!

Внимательно посмотрев в его глаза, я увидел, что он действительно переживает за этот город, за страну, буквально страдая от всех нестроений.

— А знаешь, что самое смешное? — он горько усмехнулся. — Твои драги… те самые, что ты для сибирских рек заказываешь — они ведь для этого дела — первоклассный инструмент. Ими же можно не только золото черпать. Такими машинами-то самое оно — можно дно Маркизовой лужи углублять, каналы подводные рыть. Десяток таких машин — и за пару лет можно прокопать этот канал до самого Кронштадта. Ну а там — знай таскай себе морские корабли буксирами прям до Петербурга!

Я смотрел на него и видел перед собой не просто заводчика. Я видел государственного мужа, мыслившего, как и я, категориями не прибыли, а мощи и процветания страны. И в этот момент наш союз стал чем-то большим, чем просто сделка.

— Нда, Николай Иванович! А ты, я смотрю, из одного со мною теста! Вот что я вам пообещаю: будет у вас порт, — сказал я твердо. — Даю вам слово, Николай Иванович. Вы только кликните клич — и я стану первым, кто вложит деньги в ваш канал. Вместе построим машины больше и сильнее того, что я вам сейчас заказываю, и они, — я усмехнулся, — будут работать на вас по себестоимости!

Он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом, а затем его широкое, обветренное лицо расплылось в довольной улыбке. Он протянул мне свою огромную, мозолистую, пахнущую металлом и угольной пылью руку.

— Идет, — пробасил он. — Похоже, мы с тобой, золотопромышленник, еще наворотим дел в нашей стране!

Мы крепко пожали друг другу руки.

Я вышел с Путиловского завода окрыленный. Голова гудела от грандиозных планов. Морские каналы, драги, дороги… Шагая по улицам Петербурга, я брел вперед, не замечая ни сырого, промозглого ветра, ни хмурых лиц прохожих. Впервые за долгое время я чувствовал себя не беглым каторжником, не авантюристом, играющим со смертью, а тем, кем был когда-то в другой, прошлой жизни — антикризисным управляющим, человеком, который строит, создает, меняет мир.

Завороженный этими мыслями, я шел пешком, сам не зная куда, пока не оказался на Невском. Яркие витрины, блеск экипажей, шелест шелковых платьев проплывали мимо, как в тумане.

И тут меня обогнала легкая, щегольская пролетка, запряженная парой вороных рысаков. Она на мгновение замедлила ход на повороте, пропуская карету. И в этот миг я услышал его. Знакомый, переливистый, чуть насмешливый женский смех, который я узнал бы из тысячи. Который снился мне в сибирских снегах и маньчжурской пыли.

Ольга!

Я обернулся. В пролетке, откинувшись на бархатные подушки, сидела она. Я видел ее сзади, вполоборота. Знакомый изгиб шеи, каштановые волосы, уложенные в сложную прическу под маленькой, модной шляпкой с вуалью. Она повернула голову, что-то с улыбкой говоря своему спутнику, и я увидел ее профиль. Не оставалось ни тени сомнения. Это была она. Это была она!!!

Рядом с ней, близко, слишком близко, сидел молодой, блестящий офицер в щегольском мундире. Он что-то говорил ей, наклонившись к самому уху, и она снова рассмеялась, кокетливо прикрыв рот рукой в лайковой перчатке.

Глава 9

Глава 9

Пролетка качнулась, набирая ход, и исчезла в потоке экипажей, оставив после себя лишь облачко морозного пара и оглушающую пустоту в моей душе.

Я стоял как вкопанный посреди тротуара. Шум Невского проспекта — цокот копыт, крики извозчиков, смех прохожих, перезвон колоколов с Казанского собора — все эти звуки вдруг отступили, стали глухими, нереальными, словно я оглох. Мир сузился до одной-единственной картины, выжженной в мозгу: ее смеющееся лицо, повернутое к другому. Я стоял так долго, не чувствуя ни ледяного ветра, ни того, как меня толкают спешащие пешеходы, пока чей-то раздраженный возглас:

— Чего встал столбом, любезный⁈ — не вырвал меня из оцепенения.

Механически, не разбирая дороги, я побрел прочь, в сторону Мойки, в свою гостиницу. В голове был хаос. Что это было? Неужели она? Не может быть… Обознался… Нет, это была она. Ее смех. Ее глаза. Ее жест, когда она поправляет выбившуюся прядь волос… Но… как? Почему?

Я лихорадочно перебирал в уме наше прощание там, в разоренном имении. Ведь обещала ждать… Клялась любить вечно… Что же случилось?

Первая, самая простая и жгучая, как раскаленное железо, мысль — измена. Деньги! Я вернул ей состояние. Она стала богатой невестой. И тут же забыла обо всем. Нашла себе блестящего гвардейца, столичного хлыща, а я стал не нужен, стал помехой ее новой, блестящей жизни. Эта мысль обжигала стыдом и яростью. Захотелось догнать эту пролетку, вышвырнуть оттуда этого офицерика, схватить ее за плечи и…

Но тут же включилась голова. Не могла она так… Это не похоже на Ольгу, которую я знал. Гордую, верную, стойкую. Мы же повенчаны перед Богом, пусть и наспех, почти тайно… Может, ей сказали, что я погиб? Сообщили, что