Читать книгу - "Смерти нет - Всеволод Глуховцев"

На прямой Лизаветин вопрос: не из-за нас ли, мол, сбегаешь — Немо с неожиданной застенчивостью ответил:

— Ты же уже поняла, что я не такой, как все. Людям на меня постоянно смотреть тяжело. Не хочу мешаться. И потом, у меня бывают моменты, когда мне абсолютно необходимо побыть в полном одиночестве.

И поселился, значит, отдельно. Второй смоталась Тэйки, объяснив свои действия еще проще:

— А чтоб было откуда, генерал хренов, тебя вон послать. А то отсюда тебя только Гвоздь выставить может, а он тебя не в жисть не выставит, это ж коню понятно. А тут что не по мне, так шагом марш, генерал Даня, ступай себе к Гвоздю на постой.

Но обидное объяснение Тэйки сопроводила нежным поцелуем, и Даня смирился. Даня команду чувствовал хорошо, всех до дна видел. А уж девочку свою, любимую, и впрямь как самого себя ощущал. Тэйкемии иногда нужно было побыть без него. Порой на нее находил непреодолимый страх: вот стали они парой, и лишилась девочка Тэйки своей независимости, почти как в кабалу попала, — и тогда Тэйки принималась свою независимость отстаивать яростно и не всегда без потерь среди окружающих.

Следующим отделенцем оказалась Лизавета. У той были причины самые понятные и весьма прозаические. Двум хозяйкам, как говорится, на одной кухне не место: столкнувшись пару раз с Катей, Лиза собрала в охапку свою малышню, захватила Васю Громова по кличке Гром, бывшего своего дружинника, и отбыла из Гвоздева жилища на поиски жилища собственного.

Обстроилась самым наилучшим образом, в глубоком подвале, и Гвоздь помог, соорудил систему безопасности, можно сказать, за бесплатно. Мальцы Лизины приучены были сидеть тихо и не высовываться, жилище оказалось выбрано удачно, и никакие неприятные неожиданности с Лизиным семейством пока не случались. А Вася Гром пошел за компанию. Привык, мол, к своей княгине, лучше под боком буду, если ей с детьми помочь понадобится.

Мастер Гвоздь, и сам бывший индивидуалист, все шутил, мол, сплошные сепаратисты собрались. Федька от кликухи сепаратиста отказался наотрез, сказал — Мухой стал, Мухой и помру, но решил отделиться и он.

Сменив несколько мест, недостатки которых напрочь перевешивали достоинства, Федька наконец обосновался на верхнем этаже дома-муравейника. Дом заслужил свое погоняло за множество закутков, которые Гвоздь называл «квартирами».

В такой «квартираме» Федька и обосновался. Здесь хватало маленьких помещеньиц, которые Федьке были на фиг не нужны, а поселился он в неплохой комнатке шагов этак двадцать в длину — как раз, чтобы одному человеку пространства хватило. Больше всего привлекало Федьку в его нынешнем жилье то, что из окон просматривалась вся улица, да и часть соседней захватывалась. Тем более что высоких зданий здесь практически не осталось, разве что на углу возвышалась свечкой четырнадцатиэтажка, заросшая синей жирянкой — высоким жестковатым мхом — по самые антенны. Синяя эта жирянка — вещь неопасная и почти даже полезная, умеючи из нее даже суп можно сварить, но только когда ты о-очень проголодался. Варить нужно долго, почти сутки, и воду несколько раз менять, пока вся дрянь из нее не выйдет. Муторное дело, в общем. Если есть, чего жрать, заморачиваться не будешь, а если нечего, так и синюю жирянку сваришь.

А так на всей улице — здесь остов в два этажа, там огрызок в три этажа, целые всхолмья из шлакоблоков и прочего мусора. Да посреди улицы — озеро застекленевшего расплава. Бои здесь в свое время шли жестокие, все высотки поразметало мажьими ударами, а с севера долбила артиллерия, вот и раздолбали совместными усилиями все в пух и прах.

А тоже ведь жили тут когда-то люди, не боялись ничего, на работу каждый день ходили, деревянные и зелень «срубать»... В лес, что ли? Так не напасешься на всех вокруг Москвы лесов. Катя вон рассказывала, страх как много народу в Москве жило, полстраны — и все в одну Москву набились. Вот жили себе люди тихо-смирно, из леса зелень тащили, потом ее на еду меняли или там на одежду, на — как это в пословице сказано? — «детям мороженое, а бабе цветы»... Хотя зачем бабе цветы, Муха не понимал, а что такое «мороженое» — не знал. Сколько не перевидал Муха всякой цветущей растительной мелочи, всю ее считал бесполезной: жратву какую-нибудь особенную из нее не сварганишь, на что другое тоже не пустишь. Насекомых только притягивает, а так толку никакого. А вот те люди какой-то толк находили. Впрочем, у них много чего было, Мухе непонятного. А потом случилась с миром большая дрянь, и полный абзац пришел всей этой непонятной и наверняка замечательной жизни. И дома, где люди жили, все пораздолбало к чертовой матери.

Но с другой стороны, такой вид из окна Муху вполне устраивал. Даже более чем устраивал. Нравился даже, можно сказать.

Потому как уж что Федьке Мухе необходимо было в этой жизни, так это иметь хороший угол обстрела.

Ясен пень, вести обстрел из своего жилья Федьке не приходилось, да и было бы это дуростью изрядной.

Ведь дом — это что такое? Правильно — убежище, укрытое от врага. Да и от случайных друзей тоже можно тайну поберечь, небось, лишним не будет. Люди, они тоже всякие бывают, и дураки, и даже враги среди них вполне могут встретиться.

Слово «квартирами» Федьке тоже нравилось. Чем-то оно напоминало Тэйки, девчонку классную на редкость, но вот беда — втюренную в генерала Даню по уши. Муха по Тэйки вздыхал с того момента, как первый раз ее увидал, а все без толку: получить Тэйки, конечно, можно было, с генералом она ссорилась по десять раз на дню и в момент размолвки на все была готова, да только Федька этого не любил. Это могло быть здорово, но душу не грело. А хотелось, чтоб именно душу...

Чтобы попасть домой. Федька преодолевал сложную систему лестниц и каменистых осыпей, перепрыгивал через кучу мусора, набросанного с виду как попало, а на самом деле с очень сложным расчетом, и проползал под наклоненной балкой. Здесь Федьку ждала комната с двумя окнами, груда щебня, в которой скрывался тайник с оружием, тряпичная постель под шалашом из коробок (а вы как думали? — из окон-то дует) — в общем, не просто убежище случайное, а убежище обжитое, любовно устроенное. Муха был парень домовитый, что и говорить.

2

Появление уфимцев породило для команды генерала Дани множество мелких бытовых проблем. С неожиданными пришельцами пришлось делиться буквально всем, от патронов до одеял. Бывший транспорт павшего Братцевского замка, незаконный гибрид КамАЗа, ЗиЛа, армейского ГАЗа и хрен знает скольких еще родителей, заботливо перебранный руками Кати и доведенный ею до почти приличного состояния, теперь предназначался в помощь незадачливым пришельцам. Москвичи охотно таскали боеприпасы, одежду, кастрюли, батарейки, пачки чая, примус, работающий на огненном пале (на пал было наложено ограничивающее заклинание, результат двухчасовых экспериментов Гвоздя и Кати, тогда порядком опалившей себе волосы), и множество прочей мелкой бытовой фигни, без которой, впрочем, легко загнуться, а вот не загнуться довольно сложно. Все это было загружено в братцевский транспорт, и Лизавета тайком погладила борт машины: мол, идти, дружок, послужи другим, как мне до сих пор служил.