Читать книгу - "Царская доля - Герман Иванович Романов"

Айгустов. Тот самый, что, будучи бригадиром, оборонял своим Белгородским полком линию редутов в Полтавском сражении, о которую споткнулись ведомые королем Карлом шведские войска. И хотя удалось рассечь мятежников, но Федька Балк отвел свой корпус к Москве, причем в немалом числе — послухи говорили, что у него осталось тысяч восемь-девять солдат, в основном инфантерия. А вот пушки он потерял практически все — отступили поспешно. Зато Савва, на кол бы его посадить, с редутов десяток орудий забрал и отступил в сторону Троицы в порядке — увел тысячи четыре, фузилеров, драгун и черкасов.

Насчитали после боя семь сотен убитых бунтовщиков, пленили две тысячи, более чем наполовину раненых. Петр бы казнил их, чтоб другим предавать неповадно было, но все-таки смягчился под настойчивыми уговорами Мишки Голицына. Зато теперь понимал, что сделал все правильно, да и верный Данилыч, чудом вырвавшийся из западни, одобрил его решения, сказав, что сейчас надо «всех миловать и приласкать, а после виктории полной, уже и покарать время будет».

И верно — численность войска осталось такой же, несмотря на потери — до двух тысяч беглых служивых удалось собрать под знамена и распределить по полкам. А еще шесть тысяч солдат Меншиков привел из корпуса Репнина — они на подходе, сутки еще идти.

Да, «машкерад» ему удался — захватил всю головку мятежную. Жаль, что сил не хватило из западни вырваться, а предатели (куда без них сейчас), полон смогли освободить большей частью. Но Данилыч все же вырвался с боем, хотя привел всего три сотни гвардейцев — токмо один из двух возвратились из похода, а драгуны большей частью предали, остальные полегли. Но зато урон немалый бунтовщикам учинили, к тому же расстройство ввели изрядное, да панику навели.

— Нельзя нам, мин херц, баталию по всем правилам устраивать — у царевича войск чуть ли не вдвое под рукой находятся. Сам посуди — в московском гарнизоне тысяч двадцать собрано, из них шведов треть — а это вояки добрые, сами с ними долго бились. Да Айгустов у нас в тылу маячит, и у Волконского в Волоке и Звенигороде двенадцать тысяч против тех шести, что у Аникиты Репнина в вагенбурге засело. Да еще говорят, что скоро донские казаки подойдут в числе трех тысяч — а те на нас шибко злы. И царевич Васька Сибирский столько же татар да башкир привел — они наши аванпосты да обозы изводить будут…

— Ты вокруг и около словеса не плети, прямо говори что измыслил. А то манеры твои интерес токмо разжигают!

— Ты генерала Шлиппенбаха, коего я привез, обласкай да к Левенгаупту отправь с посланием. Так мол и так, негоже шведам в русскую новую Смуту вмешиваться, как в прежнюю, что век тому назад случилась. Посему незачем им баталии устраивать, пусть домой идут, с миром. А ты с братом Карлом уговор заключишь, что отдашь ему все нами завоеванное в Ливонии и Выборг, а Ингрию с Петербургом себе оставишь, если они на твоей стороне помогут мятежного сына разбить. А ради того Финляндию уже приказал освободить, свое миролюбие показывая…

Петр побагровел, лицо исказилось — он сунул под нос Меншикова кукиш, не в силах вымолвить ни одного слова, потому что спазм перехватил горло. «Светлейший» торопливо зачастил:

— Что-ты, мин херц! Обмануть их надо, иначе никак! Сам посуди — если они сражаться вполсилы станут, это уже хорошо, а если не будут биться — то у Алешки не будет этих семи тысяч. Зато если на твою сторону перейдут, то мы на четырнадцать тысяч добрых воинов усилимся!

— Ты что плетешь?! Какие четырнадцать, если их всего семь тысяч!

— Так семь на нашей стороне драться будут, а семь у царевича при этом убудет! Вот так то!

— Ну ты и хитер, Данилыч! Может, тогда пообещать отдать Кексгольм с Ямбургом отдать, а то и Псков…

— Ни в коем случае! По Столбовскому миру Сердобольский погост, Корелу, Орешек с Ямом и Ивангородом потеряли — вот ты все обратно по полному праву себе и вернул. Как до первой Смуты было на рубежах между Московским царством и их королевством. И на этом стой твердо. А если больше предлагать, тем более свое исконное — то обман почуют с подвохом. А оно нам надо?!

— Баталию в Преображенском зачем нам понарошку учинять?! Конфузии, подобно нарвской, боишься?!

— Помнишь маневры Кожуховские — как ты Ваньку Бутурлина притворным отступлением заманил?! Я ведь шесть тысяч войска привел, они как раз и послужить могут, для такого маневра.

— Хитер, — во взгляде Петра проявилось немалое уважение. Он хлопнул Меншикова ладонью по плечу и спросил:

— А ежели затея твоя полным успехом не закончится, что тогда делать будем?! Я армию сохранил, и Алешка — как тут быть?! Мирно не разойдемся — решать нужно, кому на этом свете остаться, а кому на тот отправиться.

— А если не получится бунтовщиков на отходе ложном уничтожить, то переговоры Алешке предложи в Лавре провести, святое место, да и патриарх там будет. И келью, где удобно будет его…

Данилыч сжал пальцы в кулак, будто давил кого-то за горло — Петр понимающе кивнул. В Троице он скрывался, начав противостояние с царевной Софьей, и покойный игумен поведал ему некие тайны древней обители, пережившей на своем веку многие осады и потрясения.

Меншиков ухмыльнулся и наклонился почти к самому уху своего венценосного друга. Зашептал горячечно:

— Они войны и баталии ждут, а ты на мир прилюдно пойди! Первым объявление сделай, вроде как при царе Иване Грозном — царевичу земщину, а тебе опричнину. Успокоить их надо, чтобы в свою победу поверили, а мы раз — и все! До баталии все разрешить надобно — предложи переговоры один на один в присутствии патриарха. И пусть царевич людей берет, а ты токмо один будешь, даже если проверят усадебку!

Глаза Петра потемнели, а Данилыч продолжал шептать:

— Домик то рядом совсем, вот туда и позвать. Вспомни, куда тебе девку я от Анисьи Толстой приводил, и как мы ее с тобой… кхе-кхе, ох проказы старые. Неужто не справимся?!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«ВРЕМЯ УМИРАТЬ»

Май 1718 года

Глава 1

— Да уж, не кули ворочать! Ты, царь-батюшка, Троцким стал — полный набор демагогии выдал, аж стыдно!

Алексей с наслаждением разлегся на кровати, стопка пуховых подушек за спиной превратилась в мягкую спинку. Царские бармы, тяжелое золотое оплечье, вместе с парчовыми ризами и шапкой Мономаха уже направлялись в