Читать книгу - "Империя Гройлеров - Александр Аннин"

– Нет уж, – мрачно изрек профессор Алектор. – Я ученый, я историк, и уж я-то знаю, чем кончаются такие эксперименты с генетикой! Скоро все мы превратимся в государство карликов, пусть даже и с голубой кровью! Они, эти карлики, возьмут количеством, ускоренным воспроизводством.

На своей улочке и курочка храбра… В результате всеобщего куриного переполоха Карлик Пит был немедленно смещен с поста кукаректора университета, на эту должность «Куриные мозги» определили Плимутрока, который благодаря этому через полгодика и стал называться «Премудрым». Кандидатура профессора Алектора была слишком уж очевидной, а окольцовцы не любили банальных решений, ибо тупое следование здравому смыслу – это не куриный менталитет.

Но вот оборудование, испускающее голубые теплые лучи, бывший кукаректор Карлик Пит не отдал.

– Моя личная собственность, созданная на мои средства, – заявил он представителям ОПа (подразделения по обеспечению Общественного Покоя). – Не верите? Проверьте финансовый баланс университета, оттуда не потрачено ни зернышка на мое открытие!

И от Карлика Пита отступились – что тут, в самом деле, возразишь…

Бегство Карлика Пита со всем его научным оборудованием глухо обсуждалось в палате «Куриных мозгов», когда в зал заседаний вместе с порывом вихря ворвался «неокольцованный» Петел (тогда он еще не был Петелом, а именовался Кукой или Чикой).

– Слушайте все! – захлебывался кудахтаньем Кука, потрясая какими-то бумажками. – Пит был самозванцем! Я выяснил, я разоблачил его!

– Самозванцем? – пронеслось по жердочкам.

– Да! Никакой он не араукан! Он из породы рябых глинистых кур! К тому же – полтавских, а вовсе даже не чилийских!

В «Куриных мозгах» поднялся ветер: все, как один, истошно принялись цыкать на Чику, махать крыльями:

– Цыц, Чика! Кыш, Кука!

Рябая Карлицы Глаша тихонечко заплакала (она вообще была любительница пустить слезу).

Окольцовцы оторопели. Вторичного позора их курино-петушиные сердца просто не выдержали бы. Мало того, что не кто-нибудь, а кукаректор университета оказался вором и изменником, этого мало, оказывается! Это еще не вся глубина падения общепородного сообщества! Выходило к тому же, что на вершине элиты Кур-Щавеля очутился самозванец, петух без роду и племени! Без высокого рода и без славного племени, имелось в виду. Вот так взять и околпачить окольцовцев?!

– Спокойно, друзья, спокойно, собратья-окольцовцы, – как нельзя вовремя раздался уверенный басок профессора Алектора. – Я тоже провел кое-какие изыскания. Так вот…

– Что? Что? – вразнобой квохтали окольцовцы.

– Самозванец был действительно никакой не араукан. Он – из породы минорок. Карликом стал, потому что выродился.

И все посмотрели на Глашу. И всех охватил жесточайший минор. Выходит, и она – выродившаяся минорка?..

Но Рябая Карлица Глаша продолжала лить слезы, и ее происхождение обсуждать не стали. Неудобно как-то… В другой раз.

– А яйца? – вспомнил кто-то. – А как же голубые яйца?

– Он их банально красил, возможно – соком голубики, – пробасил Алектор.

– Неправда, – всхлипнула Рябая Карлица Глаша.

Что с нее взять… Пожалеть только разве что… Ведь она-то и есть главная жертва хитроумного самозванца, обманщика и шарлатана от науки.

А Кука-Чика с тех пор уже как-то привычно стал появляться на всех заседаниях «Куриных мозгов», и никто почему-то не спросил его ни разу: «А что, брат, ты тут делаешь без серебряного ободка на левой лапе?»

Потом и ободок вожделенный у Кука-Чики нежданно появился – там, где положено, на голени левой ноги. Когда и на каком заседании его избрали в окольцовцы, никто понятия не имел. Но ободок – вот он, и все сделали вид, что так тому и быть. Привыкли.

Дальше-больше. Через какое-то время по Кур-Щавелю прошел слух, что из своего хутора в предгорье исчез известный в прошлом артист, ученый и потешный «надежа-боец^[14]» по прозвищу Бравый Герой. За что бы не брался этот незаурядный петух, все у него выходило «на ять». Пел он на разные голоса, что было не столь красиво, сколь оригинально. Бойцовые петухи завидовали его стати и ловкости, хотя первых мест на состязаниях Бравый Герой не домогался и не искал – захандрит бывало, да и не выйдет на ристалище. Пижоны ревновали к его умению всегда выглядеть стильно и вместе с тем – солидно.

Даже профессор Алектор, уже получивший кафедру в университете, признавал перед самим собой, что завидует необычному складу ума Бравого Героя, его умению находить сложные технические решения там, где никому и никогда не пришло бы в голову их искать.

Вместе с тем был сей петух необычайно скромным, его всегда коробило, когда на улицах Кур-Щавеля он слышал в свой адрес: «Вон идет Бравый Герой!». Со всем смирением, присущим подлинным титанам духа, подписывался он так: «Б. Рой», как бы преуменьшая значимость своих нашумевших подвигов и гордой независимости.

Петухи Бравого Героя побаивались, иначе – как знать? Возможно, нашлись бы догадливые и спросили его напрямик: «А может, не такой уж ты и скромняга, Б. Рой? А? Смотри-ка, ты ведь подписываешься латинскими буквами – случайно ли? «B. ROI^[15]»… Ха-ха! Ты от самоуничижения уж точно на сковороде не изжаришься!»

Итак, неужели же Бравый Герой лелеял планы стать Бон Роем – милостивым царем Кур-Щавеля? Возможно, возможно… Одно время все к тому и шло – ибо кого ж еще и прочить на курино-петушиный престол, как не самого популярного и любимого в обществе героя, Бравого Героя?

И вдруг вмешалась любовь.

Угораздило же его влюбиться, да не в кого-нибудь, а в Мазочку, далеко не самую пышную и броскую курочку в Кур-Щавеле! Тогда она, правда, Мазочкой еще не была – так, жила себе без роду и племени, одна-одинешенька. По-разному толковали об этой любви Бравого Героя: одни называли ее популистским шагом на пути к власти, другие – прихотью пресыщенного жуира, третьи… Третьи оказались правы: это действительно была любовь. Как есть – она самая.

Но Мазочка была покорена Мазокуром. Ибо и у курицы есть сердце^[16]… И живет она не только клювом, зобом и, простите, гузном. Художник казался ей небожителем, представителем иного, неведомого мира. Будто пришедшим из-за хребта, где какие-то неизведанные земли…

По сравнению с ним Бравый Герой был в глазах Мазочки лишь «одним из» – одним из красавцев, одним из умников, одним из мастеров петушиного боя. И все.

А Мазокур-то – художник! Причем великий художник, на века!