Читать книгу - "Мадьяр - Всеволод Глуховцев"

Дикий крик порвал пространство. Из ниши вылетел человек с безумно перекошенным лицом. Я дважды выстрелил в упор.

Крик оборвался. Человек кулем рухнул, завалился назад, головой в нишу. Тут же сзади вспыхнул фонарь Крота.

– Как ты?! – подлетел он ко мне, и я различил напряженное сопение остальных.

– Тише вы! Все нормально. Свет погаси. Тихо всем, я сказал!

Он погасил. Я тоже. Тишина после воплей и выстрелов казалась грузом, навалившимся на плечи. Упавший лежал без движения.

Тут где-то справа вдалеке послышался шуршащий звук. Кто-то несся сюда.

– Командир! – возбужденно, с присвистом шепнули сзади. Я оборвал:

– Тихо! Слышу. Всем стоять на месте.

Сунув пистолет в кобуру, я привел к бою АКСУ. И двинулся вперед.

Ага! Вот оно. Я сперва и не заметил проход справа – не в полный рост, низенький, примерно по пояс. Звук доносился именно оттуда. Как он, зараза, так мчит?.. – мелькнуло у меня в голове, но тут же звук шагов оборвался, превратясь в яростное шуршание, – ну ясно, чешет по-пластунски. Секунд через пять будет здесь.

Я отступил на шаг. Ствол автомата смотрел в низкую нишу. Вот!

Оттуда со змеиным проворством выскользнул все-таки человек, вскочил. Миг! – он бросился на меня.

Этот тип точно жил в другом временном измерении. Это была скорость зверя или, черт его знает, змеи – так и лезет слово, не отделаться. Бросился. Патлы, борода, безумные глаза – как в кошмаре. Ад!

Боевой опыт сработал сам – я всадил в эту бешеную тварь очередь. Три пули. Вспышки, наверно, полыхнули в кромешной тьме, как молнии, а у меня, в мире призрачно-зеленого негатива, призрак оказался смертным. Очередь свалила его, правда, сразу не убила, он упал, задергался… но ясно было, что это агония.

Смертельно раненный бился в конвульсиях, я держал его периферийным зрением, напряженно вслушиваясь и вглядываясь, – видеть видел, но из-за хрипения и лютых судорог, конечно, ни черта не мог услышать. Впрочем, солдатское чутье подсказывало, что сюрпризов больше не будет.

Мои уже были рядом.

– Что? Что тут?.. – взволнованно, с присвистом шептал кто-то мне в ухо.

Я досадливо отмахнулся:

– Тихо! Все нормально. Тихо!

Мои умолкли. Все мы напряженно вслушивались. Нет, тихо. Застреленный все еще дергался, слабые импульсы нервных волокон вызывали мелкие судороги, но это был уже конец.

– Итак, – вполголоса промолвил я, – докладываю…

И кратко описал произошедшее.

– Смотрите, – включил фонарь на слабый режим. Секунд десять все сосредоточенно рассматривали бородатый труп с вытаращенными в потолок глазами.

– Ишь ты, оброс, как леший, – скаламбурил Бандерас в адрес сослуживца. – Слышь, Леший, вот кого надо было назвать-то так!

Тот беззлобно отругнулся:

– Ну, мало ли каких леших на свете не бывает!.. – и придвинулся поближе, чтобы рассмотреть мертвеца.

– А тот… совсем безусый, безбородый был, – подала голос Катя, разумея первого убитого.

Что-то нехорошо торкнуло меня от этих слов. Совсем… безусый. Черт! Я похолодел.

– Постой, постой… – вдруг пробубнил Леший, нагибаясь над «тезкой». – Погоди… Мать твою! Да это ж никак Анальгин!

* * *

Какой, на фиг, Анальгин?..

Я сперва не понял ничего, другая мысль долбанула меня как обухом по голове.

– Постой… – пробормотал я и, растолкав парней, бросился к первому убитому, осветил. Мертвец был в черной вязаной шапочке, я сдернул ее…

Да. Если и была надежда, то разлетелась в прах. Я тупо смотрел на длинные женские волосы, безжизненно рассыпавшиеся по полу.

– Ты что, командир? – Зенит осторожно заглянул через мое плечо. – Ох ты, ё… Баба, что ли? Слышь, мужики, это баба!

Катя уже была здесь, присела у тела женщины. Мне показалось, что она все поняла и раньше, только не сказала почему-то.

– Да… – проговорила она. – Вот ведь незадача…

Я чувствовал себя оглушенным, опустошенным. И потому не сразу понял, что так горячо талдычит Леший:

– Да блин, как – какой Анальгин! Не помните, что ли?! Блин, ну ты-то, Крот, должен помнить! Ну, в нашей бригаде. Ну, ушел-то!..

Тут начал вспоминать и я. Туго, отстраненно, как будто не свою жизнь вспоминал, а что-то когда-то виденное то ли в кино, то ли во сне… Ушел?.. Ах да… Тот самый, что ушел от нас! Ну конечно. Так это он, что ли?!

Я встряхнулся, пришел в себя, мысль заработала как надо. Леший – ну да, он же из бригады Вальтера! Я шагнул к нему:

– Леший, извини, еще раз. Я прослушал. Это что, тот, что ушел от нас позапрошлым летом?

– Он самый. Я уж про него думать забыл, а тут вгляделся – мать честная! Рожа-то его…

Здесь Леший выразился нецензурно-энергично и с жаром продолжил:

– Но мы тогда и знать не могли! Так, думали, дурак дураком. Ушел и подох где-то. А он ты смотри чего, блин! Значит, правда…

– Постой, постой, – зацепился я за несвязный поток воспоминаний. – С этого момента поподробнее. Какая правда?..

С некоторым усилием речь Лешего удалось перенаправить в конструктивное русло, после чего мы узнали, что когда-то боец бригады Вальтера по кличке Анальгин завел с двумя сослуживцами странный разговор.

Леший, конечно, был не мастер художественного слова. Да и никакого не мастер. Говорить о сложных материях было для него мучением. А о них-то и пришлось говорить.

Так вот: похоже, что покойник Анальгин был человек образованный. Во всяком случае, неординарный. Если я правильно понял, он обратился к товарищам по бригаде, Лешему и Гудрону, с идеей стать новыми Робинзонами.

Зачем?! – вылупились эти двое, простые парни без затей. А тот вроде бы только этого вопроса и ждал, распалился, пустился в долгие объяснения, из которых очумевшие бойцы поняли разве то, что Анальгина воспламенила мысль сыграть ва-банк, испытать себя по максимуму. Пройти через самые лютые трудности. И там уж пан или пропал. Помрем – ну, значит, судьба такая. Но если выдержим…

– Тут он совсем какую-то херню понес. Мы сидим, думаем: ну, точно псих. Глаза вылупил, слюнями брызгает. Был-то всегда тихий, как таракан, слова не вытянешь. А тут!..

Нечто зацепило меня в этом корявом рассказе, нечто такое, чего Леший высказать не мог, да, судя по всему, и не сознавал толком… Он поведал, что они с Гудроном не стали поднимать умника на смех, но что идею его считают дурацкой – это да, отрубили со всей пролетарской прямотой.

И я как-то очень ясно представил себе эту картину. Как осунулся, морально потух от такого ответа странный, непонятный человек, которого я едва помню, которого не знал и которого не узнаю никогда… Я вообще чем дальше, тем болезненнее переживал это – убийство мною этих двух людей. В них была тайна. И с их смертью она ушла навсегда. Ну, вроде бы, тайна и тайна, шут с ней… Да нет, что-то здесь такое важное, лично важное для меня, чего мне, боюсь, никогда уже не узнать. И потому, что этих людей уже нет, и потому, что наше время безжалостно гонит нас. Эти двое были всего лишь эпизодом в нашем странствии, на мне ответственность за жизнь других девятерых человек, и мусолить память я просто не могу. Пустое дело.