Читать книгу - "Итерации Иерихона - Аллен Стил"

Джон улыбнулся, но ничего не сказал и подрулил к стоянке у проходной. К автомобилю подошел охранник в униформе и низко наклонился, разглядывая приглашение, которое показал ему Джон. Потом он посмотрел на меня и смотрел до тех пор, пока я не сделал то же самое, затем он кивнул и указал на гостевую автостоянку с восточной стороны главного здания.

— Тебе слова «Проект «Сентинел»[6]что-нибудь говорят? — спросил он, выруливая на показанную стоянку.

Я присвистнул. Он взглянул на меня и медленно наклонил голову:

— В этом-то все и дело. Они сделали для этого спутника «три К» имеется в виду «Команда, Контроль, Коммуникации». Птичка взлетает с мыса Канаверал в полдень, так что сегодня у них день показа и рассказа.

— Больше, небось, показа, чем рассказа. И ты думаешь, что эта история с «рубиновой осью» имеет что-то общее с…

— Ш-ш-ш! — зашипел он и кинул на меня такой взгляд, что я умолк. — Что бы ты ни делал, — сказал он очень мягко, — никогда не повторяй этих слов. Даже наедине со мной в машине.

Он постучал себе пальцем по левому уху и показал из машины наружу. Понять было нетрудно. Мы, конечно, были гостями, приглашенными на открытый прием, но, как только мы проехали через ворота, мы оказались в охраняемой зоне. А любая компания с высокими технологиями, занятая в таком проекте, как «Сентинел», может при желании подслушать, как воробышек пукнет за милю от офиса.

Джон зарулил на свободное место.

— Вытаскивай камеру и будь готов, — бросил он мне. — Представление начинается.

Что верно, то верно. Представление.

Мы прошли в главное здание через парадный вход и сквозь клубящийся в фойе народ протолкались к столу регистрации. Симпатичная девушка проверила наши приглашения по распечатке, улыбнулась и пригласила нас поименно меня, естественно, по имени Джаха — и прицепила нам на одежду значки со словом «ПРЕССА», обозначенным крупными красными литерами, и мы сразу же стали почетными гостями. Джону она протянула набор для прессы — блокнот, авторучка и прочее, а подозрительного битника с фотокамерой проигнорировала. Потом вежливый молодой человек, явно из того же клона, но с игрек-хромосомой, провел нас сквозь толпу по проходу с высоким сводом к величавому атриуму в центре здания.

Мне пришлось пересмотреть свой взгляд на архитектурный стиль. Кто бы ни строил этот дом, он умел не только щелкать на калькуляторах. Атриум был три этажа в высоту, в потолке большой стеклянный фонарь, а из него свешивался миниатюрный дождевой лес тропических папоротников. Пол из черного кафеля украшали маленькие деревья в кадках, но, безусловно, самое главное в интерьере — это огромная видеостенка напротив входа. Она показывала в живом эфире мыс Канаверал, и казалось, что шаттл стоит рядом с домом снаружи.

Но мое внимание привлекло не это. Замаскированные комнатными деревьями голографические проекторы подвесили в центре зала в шести метрах от пола спутник «Сентинел-1». Из цилиндрического фюзеляжа выходили длинные тонкие солнечные батареи, над сегментами корпуса расположились сферические баки для горючего из золотистого майлара — совсем рядом с жерлом пушки. Изображение было, конечно, уменьшено — настоящий «Сентинел» был размером с футбольное поле, — но эффект все равно был впечатляющим: гигантский пистолет в небе, и помоги Бог тому, кто заглянет в его дуло.

В атриуме тусовалась толпа бизнесменов, они то собирались в кружок поболтать, то задерживались у бара или подхватывали выпивку с подносов робокельнеров, лениво наблюдая на видеостенке обратный отсчет. Разумеется, здесь был буфет, а запах закусок — неодолимый соблазн для человека, не евшего с утра. И потому я извинился перед Джоном и пошел пожевать чего-нибудь за бесплатно.

Проглотив залпом тарелку креветок, тушеных грибов и жареных пирожков, я вновь обрел возможность мыслить как профессиональный журналист. Джона не было видно, и потому я занял свободный угол, пару раз щелкнул голограмму и начал через телескопический видоискатель «Никона» озирать зал, притворяясь, что ловлю кадр. Преимущество газетного фотографа в таких ситуациях в том, что просто сливаешься с мебелью. Никому до тебя нет дела, и никто не смотрит на фотографа, чтобы, не дай Бог, не подумали, что он позирует для снимка.

На первый взгляд ничего достойного внимания. Если вы видели один такой прием, то вы видели и все остальные. Вот только юная леди-фотограф в джинсах и свитере в другом углу зала, так же небрежно одетая, как и я. Она одарила меня недовольным взглядом и растаяла в толпе. Профессиональная зависть — она, наверно, фотограф из «Пост-диспэтч». Интересно, не помогла ли бы она мне с работой в темной комнате…

Ладно, хватит. Хочешь не хочешь, а я все еще женат, пусть даже Марианна выставила меня в чулан. Поехали дальше осматривать атриум.

Сначала я никого знакомых не увидел, но через несколько секунд набрел на Стива Эстеса. Представитель крайне правого крыла в городском совете стоял в центре зала и пакостил вид за компанию с парой еще таких же молодчиков — ну прямо воспитанники одного отряда гитлерюгенда. Этот надутый индюк хвастался, небось, как заставил ВЧР вычистить из парка вчера вечером кодлу подонков.

Эстес открыто готовился к борьбе с Элизабет Буч за пост мэра на выборах в будущем году. Все его публичные заявления после землетрясения намекали на то, что он собирается выступить против «Лиз-либералки» (его терминология) со старой доброй платформой республиканцев «Закон и порядок». Борьба обещала быть легкой: землетрясение и то, что воспоследовало, застало Лиз врасплох, а последние недели она вообще редко выходила из Сити-холла. Ходили слухи, что у нее нервный срыв, или что она пьет, или и то и другое сразу, а ее противники в городском совете, и главный из них — Большой Стив, эти слухи враз обращали в политический капитал. Если она решится на борьбу за свой пост, то ей придется отбиваться от обвинений: тот, кто верит демагогии Эстеса, вполне способен поверить, что Лиз съездила в Нью-Мадрид и там попрыгала, отчего землетрясение и случилось.

Эстес глянул на меня, и его улыбка застыла холодным оскалом. Я не преминул щелкнуть камерой, пока он не отвернулся. Что бы там дальше ни было, а это фото появится в ближайшей же редакционной статье Бейли против Эстеса и его политики жесткой линии. А потом я заметил маленькую группку в другом конце зала.

В отличие от прочих участников приема эти люди вели себя на удивление тихо и держались скованно, несмотря на голубые таблички у них на груди, по которым я опознал сотрудников «Типтри». Мое внимание привлекла их очевидная нервозность: казалось, что они ведут выразительный и тихий разговор, время от времени замолкая и оглядываясь через плечо на проходящих.

Я взял крупным планом одного из них — представительного мужчину между пятьюдесятью и шестьюдесятью, высокого и тощего, как жердь, с подстриженной седеющей вандейковской бородкой и залысинами. Хотя он и стоял ко мне спиной. Было ясно, что остальные двое относятся к нему с почтением. Когда он обернулся еще раз, я его щелкнул, скорее по наитию, чем зачем-нибудь еще.