Читать книгу - "Пастырь Вселенной - Дмитрий Абеляшев"

Подняв взгляд выше, на верхнее утолщение, Владимир обалдело обнаружил, что смотрит в упор во вполне разумные, совсем женские томные глаза, обрамленные тяжелыми ресницами и словно густо подведенными фиолетовыми мазками косметики. Вот только мазки эти были живые — это сосуды пульсировали и перекатывались под кожей у царицы, напоминавшей — как ни чудовищно это звучит — патологическую помесь между женщиной и каким-то особенно омерзительным гельминтом, из тех, что бывают увенчаны всякими там крючками или присосками. Но не женскими же грудями, как здесь! Страшнее всего было то, что существо обладало чарующим, парализующе-томным взором — когда оно смотрело, Владимиру казалось, будто самая искусная гейша делает ему самый изысканный массаж лица и затылка — такими сладострастными иголочками покрывалась волосистая часть головы. Эта дрянь, в общем-то, представляла собой какую-то пугающую пародию на женственность, доведенную до своей запредельной, извращенной крайности. Володя, так же как и Ринит, оказались не готовыми к этому зрелищу и изумленно замерли, переступив порог зала. Зубцов же светил на царицу фонарем и тоже бездействовал. То ли и его загипнотизировало омерзительное существо, то ли так было условлено у него с Лайной, — Володя так никогда и не узнал этого достоверно; Лайна же резким движением набросила на верхушку существа мешок, который, стало быть, принесла в подземелье с собой, и затянула петлю смывавшей его веревки на теле царицы там, где, будь она женщиной, у нее была бы шея. Дьявольские чары искрящегося сладострастными иголочками взгляда развеялись, и Владимир опять увидел королеву сквирлов как она есть. Существо принялось извиваться, словно от удушья, что смотрелось весьма захватывающе: в равной мере отталкивающе и притягательно, как, к примеру, мог бы смотреться обнаженный женский труп, грациозно исполняющий танец живота. Она страдает, внезапно подумал Володя. Ей нужна помощь! Царица застонала, и Володя мурашками по телу ощутил проникающую гипнотичность этого стона. Вообще все происходящее было более чем чудовищно.

— Она страдает, — вдруг услышал Володя. Это сказал стоявший рядом и зачарованно глядящий на пленение царицы Ринат. «Только еще не хватало, чтобы он съехал», — подумалось Володе.

Тем временем Зубцов ухватил царицу за эротично извивающийся гибкий стан и резким движением выдернул ее тело из кучи черепов.

— Чего стоишь как истукан, — злобно прошипел он в адрес Рината. — Помогай тащить эту суку, включайся!

Амбал, словно пробудившись ото сна, потряс головой, отгоняя наваждение, и схватил червеобразную царицу за массивное грушевидное основание; Лайна же все это время зажимала сквозь мешок королеве сквирлов отверстие чуть ниже глаз, рот, можно сказать, через который та пыталась издавать звуки. Владимир ошалело шел позади процессии, и полковник, обернувшись на секунду, сунул ему в руки фонарь, которым сам не мог воспользоваться, с трудом удерживая массивное, пружинистое, выкручивающееся из рук тело царицы. Владимир видел, что оно все студенисто перекатывается в руках Зубцова и Рината, будто оно все — сплошная молочная железа. Теперь у Володи было дело — освещать дорогу. Тем более что фонарь Лайны нервно дергался из стороны в сторону — инструктор с трудом удерживала в зажатом состоянии рот царицы. И Володя светил. И от света его всем четверым становилось так жутко, что, несмотря на все минусы темноты, в ней, пожалуй, выбираться из пещеры было бы все-таки проще. Справа и слева по ходу пещеры сквирлами были выкопаны ниши, в которых сидели и лежали, разлагаясь, обезглавленные трупы животных, большей частью собак и коз. Из одного узкого отверстия торчали волосатые мужские, стало быть, синеватые человеческие ноги в ужасающем состоянии. Владимир с омерзением осознал, что об одну из них он и споткнулся по пути вниз. Наконец заветный поворот и свет в конце тоннеля. Стены пещеры тем временем стали гладкими, без тошнотворных ниш, да и запах сделался чуть разреженнее. Наконец-то всем удалось выбраться на воздух, который показался сперва просто-таки неправдоподобно свежим, будто зимним, после гнойного духа подземелья царицы. Тут все четверо перешли на бег, и Володя почувствовал, что ему не хватает дыхания — ну что тут сделаешь, не военная у него была выправка, да и две недели в клинике, конечно, даром не прошли… Опавшие листья хрустели под ногами, золотые березы будто в изумлении глядели на чудовищного грудастого червя, стремительно влекомого двумя мужчинами и женщиной. Володя с трудом поспевал за ними сзади и, конечно, не мог им ничем помочь. Куда там — обузой бы не стать. Наконец впереди показался автомобиль. Самойлов — за рулем, Шамиль — у пулемета. В изумлении глядели бывалые солдаты на чудовищное белесое образование, разбухшей осетриной бившееся в руках у Рината и полковника. Сейчас запах королевы сквирлов отчетливо ощущался сам по себе, это было нечто очень пряное и головокружительно-одуряющее, как ночной цветок пальмы. Аромат не был неприятным, он был волнующим и призывным до истомы в теле.

— Пора! — скомандовала Лайна. — Пора дать царице возможность призвать на помощь свое семейство.

— Я развязываю? — спросила она на всякий случай у Зубцова — ведь как-никак командиром был все-таки он.

— Давай! — азартно отозвался Зубцов, махнув рукой.

Лайна сдернула мешок с верхнего выроста червеобразного тела, и существо обвело всех присутствующих изумительным взглядом своих золотистых, совсем и даже более чем человеческих глаз. С мольбою. С тоскою. С немою просьбой. Глаз тоже было четыре, и получалось, что у царицы лицо с каждой стороны. И тогда она разомкнула белесые, с прожилками пульсирующей, перетекающей синевы губы своих четырех ртов, по одному на каждом «лице», и издала удивительный звук, точнее, неописуемую комбинацию звуков; самый тонкий из них напоминал журчание горного ручейка, самый низкий — последний, утробный, вызывающий вибрацию — перелив исполинского колокола. Два же промежуточных перетекали друг в друга широким спектром голосов дельфинов и птичьих песен, изысканной смесью всего этого. И тут же вдогонку отчаянному зову плененной госпожи откуда-то издалека зловещим многоголосьем донеслась перекличка знакомых сквирловских криков:

— Сти! Сти! Сквирр, сквирр! Сти! Стч!

— Поехали, и побыстрее, — воскликнула заметно побледневшая Лайна.

Машина беззвучно — если не считать ревущую царицу — тронулась с места, стремительно набирая скорость. И вовремя — на горизонте показались многочисленные группы исполинских сквирлов. Это было нечто новенькое — раньше исполинские сквирлы все же действовали в одиночку, было страшно даже представить, что могла натворить стая, к примеру, из пятидесяти лошадиных сквирлов. Они неслись что было сил на помощь своей владычице теперь уже молча. Однако, несмотря на изрядное расстояние до машины, слуха Владимира Достигали такие знакомые звуки соударяющихся пластин брони, металлического цокота когтей и трения сочленений суставов. Этот наполнявший сердца тоской гул нарастал с каждой секундой, и полковник, сидящий теперь впереди, рядом с Самойловым, велел гнать машину на полную. Владимир тут же почувствовал на своей шкуре, что такое езда по пересеченной местности на полной скорости на такой вот машине. Все они, включая царицу, не тряслись уже, а прыгали, рискуя разбить себе головы о низенький потолок. А сзади, вздымая пыль, клином смертоносных вороных коней неслись бронированные исполинские сквирлы. Уже можно было разглядеть раззявленные острозубые пасти, и казалось, что это не живые чудовища, а то ли боевые роботы, то ли ожившие скелеты давным-давно вымерших рептилий. И от этого делалось еще страшнее. А царица, виляя всем своим дрожащим, трепетным телом, пела особенно пронзительно.